Глава 69. Крылья
Починка колеса заняла без малого весь остаток дня, а потому
заночевали они совсем недалеко от камня, послужившего им наковальней. Коренга
лишь убедился, что увечное колесо, пусть немного вихляясь, всё-таки ехало, и
решил пожалеть натерпевшегося Торона. Бедный пёс еле шёл, переставляя лапы лишь
потому, что Эория тянула его за поводок. Тем не менее, когда они остановились и
Коренга предложил Торону сухарик, тот впервые взял любимое лакомство.
Означало ли это, что отцовская кровь всколыхнулась в жилах
Торона и давала победный бой проникшей заразе? А вынужденное движение быстрей
гнало её по телу, помогая выжигать яд?.. Коренга не поддавался шальному
преждевременному ликованию, готовому поселиться в душе, только без конца гладил
лобастую голову, лежавшую у него на коленях.
«Я с тобой, малыш. Будь что будет – я с тобой навсегда…»
Он еле заснул, то и дело шарахаясь от уверенной надежды к
отчаянию и обратно. Под утро безоблачную синеву затянули толстые серые тучи,
зарядил дождь. Быть может, во всём остальном мире и царствовала весна, а с ней
ликующие, грозовые быстролётные ливни, но этот дождь, кропивший предгорья, был
самый настоящий осенний. Тоскливый, бесконечный и очень холодный. То есть
такой, какой единственно и был возможен здесь, на безжизненном старом кострище.
Сырая мгла скрыла от взгляда сверкание ледяных вершин. Во все стороны до самого
края мира тянулись осыпи, скальные стены и нагромождения валунов, похожие друг
на дружку, как близнецы. Ближайшие клочки зелени существовали где-то там, в
баснословном призрачном далеке. Ну а тёплых стен и запаха варящегося съестного
не было и за семью далёкими горизонтами… Впору хоть удавиться!
Коренга тянул и толкал рычаги, оглядываясь на ковыляющего
Торона и пребывая мыслями около изувеченного левого колеса. Механизм тревожно
постанывал и скрипел, Коренга так и этак вертел в памяти его устройство,
соображая, что мог означать тот или иной звук… И вот тут, без какого-либо
предупреждения, его посетило наитие, равного которому он ещё не испытывал.
Коренга вдруг во всех подробностях увидел свою летучую птицу, какой она должна
была быть. С корзинкой для глиняного человечка, с крыльями, выгнутыми, как
цепкие горсти… с хвостом, направляющим полёт в стороны и вверх-вниз… Всё вдруг
сделалось очевидно, всё пришло в долгожданное равновесие: тяга земная, влекущая
птицу к падению, и дружеская сила встречного воздуха, дующего под крылья.
Его аж затрясло.
– Эория! – позвал он. – Давай остановимся!
Девушка оглянулась. С краёв кожаного куколя, обрамлявшего
лицо, стекала вода.
– Что случилось, венн?
– Я понял, как мне птицу устроить, – сказал
Коренга. – Надо попробовать!..
Сказал – и только тогда испугался, что суровая сегванка
сейчас его засмеёт. Ей, однако, хватило единственного взгляда в его глаза,
горевшие безумным и вдохновенным огнём. Какое путешествие в горы, какие поиски
вилл?.. Ему было жизненно необходимо сейчас же проверить новое уряжение летучей
игрушки. Всё остальное было не так уж важно.
– Хорошо, – кивнула Эория. – Только местечко
посуше найдём.
Им очень скоро попалось именно то, что требовалось для
отдыха в относительной сухости и тепле. Углубление в скале, прикрытое каменным
«навесом», при ближайшем рассмотрении оказалось входом в пещеру. Широкая возле
устья, пещера скоро превращалась в узкий лаз, этакую лисью нору, круто
уводившую вниз. Коренга не обратил на неё никакого внимания, хотя при других
обстоятельствах она обязательно пробудила бы его любопытство. У него было
припасено с собой немного разжиженного клея; выбравшись из тележки и вытащив
заветный чехол, он уже отдирал луб от пузыря, чтобы соединить всё по-новому. Он
отчаянно торопился, боясь, как бы не рассеялся облик, возникший перед
внутренним взором.
Эория сняла с кормового щита тележки нарубленные дощечки,
бывшие некогда плоскодонкой, и разложила костерок. Правду молвить, им с
Коренгой особо нечего было разогревать на этом костре, а готовить – и подавно.
Весь их съестной припас состоял из его мешочка с сухариками да её кожаного
туеска особой еды, изобретённой на Островах для дальних морских странствий.
Сушёное оленье мясо растирали в порошок с жиром и кислым ягодным соком. То и
другое хранилось на самый крайний случай, чтобы не ослабеть и не погибнуть от
холода. И Эория, и венн были опытными исходниками. Несколько дней путешествия
на голодное брюхо отнюдь не страшили ни его, ни её.
А там обещала начаться живая земля, пригретая солнцем,
поросшая травкой, вскормившая птиц и зверей…
Коренга сидел согнувшись в три погибели над своим
«рукоделием некончаемым», сейчас с ним было бесполезно даже заговаривать. Эория
подбросила дров и налегке отправилась разведать, что делалось в окрестностях
пещеры. Ещё не хватало пуститься завтра в путь только затем, чтобы через полдня
упереться в непроходимый для тележки завал или, одолев распадок, увидеть перед
собой заполнивший долину ледник!
Она вернулась к пещере незадолго до сумерек и уже собиралась
окликнуть сумасшедшего венна, когда изнутри прямо ей в руки выпорхнуло… сперва
показалось – нечто живое. Эория от неожиданности чуть не отпрыгнула в сторону,
потом догадалась схватить, и у неё на ладонях очутилась летучая игрушка
Коренги. Пока сегванка с некоторым испугом оглядывала полупрозрачные крылья –
не поломала ли чего по нечаянности, – следом за птицей из пещеры,
задыхаясь, выбежал сам венн.
Именно выбежал, проворно переступая ладонями и даже
подпрыгивая. И воздух он ртом ловил не от усилия, которое для этого
требовалось, – от восторга, страха и вдохновения. Если Эория ещё не
ослепла, он был очень близок к слезам.
– Жаль, пива нет, – сказала она.
– Что?.. – не понял Коренга.
– Пива, говорю, нет, а праздновать надо, –
повторила Эория. – Ты же добился, чего хотел?
Коренга снова разучился говорить и только кивнул. Потом
кое-как произнёс прыгающими губами:
– Она летит. Без привязи и без ветра… Если пустить её с
высокого места, она улетит далеко-далеко…
Эория посмотрела на глиняного человечка, укреплённого в
плетёной корзинке под тонкими лубяными распорами.
– Хотела было сказать, что ты теперь не с пустыми
руками к виллам идёшь, – задумчиво проговорила она. – А теперь вот
думаю: надо ли им это показывать?
Коренга отмахнулся.
– Я не самый умный из людей, видали и поумнее. Тот же
Зелхат такую птицу или уже придумал, но не говорит, или скоро придумает. Значит,
так суждено, так Боги хотят… Нравится им или нет, всё равно ничего поделать
нельзя!
Эория всё же спросила:
– А если, к примеру, они согласятся твоего Торона
поправить, но за это потребуют, чтобы ты своё рукоделие оставил и поклялся, что
насовсем его позабудешь?
