Как они ликовали вчера, празднуя полёт чудесной игрушки. И
каким жестоким оказалось похмелье.
Эория вытерла мокрое лицо, размазав по нему копоть.
– Птицу-то свою повторишь, венн?
Коренга ответил с мрачным упорством, сквозь зубы:
– А повторю!
– И я карту повторю! – отозвалась Эория.
Торон, укрытый пологом, лежал на здоровом боку,
полуразвернув больное крыло.
Ближе к рассвету пламя в пещере постепенно иссякло. Остался
только молотивший по камням дождь. К тому времени Эория успела раскроить полог
ножом и простегать тонкими ремешками, отрезанными от него же. Получились сшитые
«углом» плащи для неё самой и для Коренги. И ещё нечто вроде попонки Торону –
нести раненое крыло. Осталось дождаться, когда в пещеру можно будет войти и
посмотреть, что же там уцелело.
Оказалось – очень немногое. Россыпь головок стрел, два
топорика, несколько застёжек и пряжек, якорёк-кошка, чтобы закидывать его на
верёвке… и железный остов тележки. Короткие основания рычагов, колёса да
погнутая хребтина. И болтавшиеся в дырках заклёпки, которыми совсем недавно
удерживалось кожаное тулово-лодка.
Коренга сразу понял, что ехать на этом скелете никакой
возможности не было.
– Зачем?.. – спросил он угрюмо, когда Эория
приготовила ещё один ремень и стала привязывать к остову нечто вроде длинного
поводка, чтобы тащить его за собой. – Бросить, и всё… На ладонях дальше
пойду. Я смогу…
Эория в ответ только хмыкнула.
– Слушай, венн. Если бы ты был как я, а я – как ты, ты
бы бросил мою тележку и дал мне ковылять на руках? По этим камням?
Коренга отвернулся. Соврать было невозможно, Эория слишком
хорошо знала его. Он тихо проговорил:
– Я бы тебя понёс.
Сегванка поняла его страдание и добавила мягче:
– Я не сомневаюсь в этом, венн. И в том, что ты на
руках ловок ходить, тоже не сомневаюсь. Давай, полезай на закорки. Нам всего-то
ничего осталось до живых земель, до травы. А там или придумаем что-нибудь, или
вилл встретим.
Коренга представил себе, как она будет его нести, да притом
тащить за собой горелый остов тележки, и даже зажмурился, потому что глаза ему
обожгли злые и бессильные слёзы. Жестокая недоля в охотку глумилась над ним,
придумывая наказания одно другого невыносимей. Он еле выдавил:
– Так у меня… даже черпачка теперь нет… осрамлюсь…
Эория насмешливо подбоченилась.
– Ну осрамишься, дальше-то что? Небо наземь упадет или
горы обвалятся?..
Коренга почувствовал себя дурак дураком, но некоторым
образом ему стало легче. Он сказал:
– Может, пускай лучше обвалятся?.. Дорога ровней будет…
Теперь смеялись уже оба. Эория пересадила Коренгу на камень
повыше и наклонилась, принимая его на спину.
Скоро выяснилось, что горы лукавили и играли, вынуждая
поверить, будто до зелёных пятен на склонах было и впрямь «всего ничего».
Прозрачный воздух обольщал зрение. Эория шла и шла по бесконечному уклону
наверх, то ступая по камням, то скользя по раскисшей от дождя глине, которая
была ещё хуже камней. Железный остов тележки громыхал сзади, застревая и
опрокидываясь. Последним, редко поднимая голову, тащился мокрый и грязный
Торон.
Эория совсем не останавливалась передохнуть. Коренга сказал
ей об этом.
– А я жду, чтобы ты осрамился, – засмеялась
неутомимая сегванка. Коренга смиренно промолчал, только вздохнул, и Эория
скосила на него глаза: – Тебя плохо кормили дома, венн. Ты же ничего не весишь.
«Не трогай мой дом», – гордо сказал бы он ей всего
седмицу назад, но с тех пор мир успел стать другим. Пепельно-золотые волосы
вновь касались его лица, и он обонял исходивший от них запах морской соли.
Плыла мимо земля у неё под ногами, земля, по которой ему не дано было вольно
ступать, гремела сзади тележка, и когда он оглядывался, земли старого кострища
всё шире распахивались перед глазами. Вон та крохотная тёмная точка была устьем
пещеры, где они едва не задохнулись в дыму. Чуть подальше изогнулся
грязновато-белый язык ледника, падавшего в ирезейское озеро. А вон та серенькая
полоска была, верно, осыпью, по которой они удирали от буруна…
И тоже казалось, будто до каждого из этих мест – рукой
подать, два шага шагни – и придёшь…
Эория упорно карабкалась вверх, только время от времени
растирала ладонью левый висок.
– Надышалась ночью, – пояснила она. – Скоро
выветрится.
Коренга прижимался к её спине и отчётливо осознавал, что на
самом-то деле его собственные плечи были куда как пошире, чем у неё, и ему
снова становилось больно и стыдно.
А потом они поднялись в облако, моросившее дождём, и
пройденные холмы сделались не видны.
Глава 72. Третий и последний рассказ Коренги
Умом он понимал, что этот невозможный переход должен был
когда-нибудь кончиться. Однако светящийся молочный туман, в котором они
двигались, всё не делался реже, сквозь него не проглядывало солнечное небо,
наоборот – понемногу сгущались самые что ни есть сумерки. Эория упрямо
отказывалась устроить привал.
– Здесь почти уже настоящие горы, венн, – сказала
она, когда Коренга в очередной раз принялся уговаривать её остановиться на
отдых. – Я хочу достичь перевала. Если наш небесный воин Туннворн хоть
сколько-нибудь ко мне благосклонен, завтра на рассвете тучи уйдут и я увижу
море!
Весна уже успела сделать вечерние сумерки долгими, и высота,
на которую они забрались, ещё добавляла света. Коренга даже вздрогнул, когда
Эория вдруг задержала шаг и хлопнула пятернёй по беловатому боку какой-то
скалы, очень мало, на взгляд венна, отличавшейся от всех прочих.
– Пришли, – весьма буднично проговорила
она. – Я этот камушек ещё снизу приметила. Он лежит на самом верху, дальше
должен быть спуск.
Кругом медленно меркла влажная мгла, такая плотная, что,
хорошенько присмотревшись, можно было различить витавшие в воздухе мельчайшие
капельки сырости.
Всё же им попалось более-менее сухое местечко в самом начале
спуска, за одиноким валуном, куда игра воздушных потоков не допускала мозглый
туман. Если ветер не переменится, здесь можно будет худо-бедно дотерпеть до
утра.
Эория бросила наземь один из кожаных «плащей» и опустила на
него Коренгу.
– Устраивайся, венн.
Сама она ещё вернулась наверх, чтобы забрать отставшего
Торона. Коренга очень беспокоился, думая, что бедный пёс просто изнемог и
свалился, но оказалось – Торон уловил некий запах, заставивший его задержаться.
– Что, малыш? – спросил его Коренга. – Ты там
не симуранов учуял?..
