С моей стороны последовал кивок. Я видел в журналах рекламу
таких детекторов. Они действительно полезны, поскольку позволяют легко
установить, есть ли в данном кафе или отеле беспроводной Интернет, но только
инноватору придет в голову использовать такое устройство еще и в качестве
украшения. Мы заняли кушетку и склонились над телефоном Мэнди, чтобы глаза
привыкли к пикселям его маленького экрана, наши головы почти соприкасались. Конечно,
этот мобильный телефон никак не был предназначен для двух зрителей, но я не
жаловался. В такой близости я ощутил запах волос Дженни, с ванильным оттенком,
пробивавшимся даже сквозь запахи пыльного сиденья и молотого кофе. А своим
плечом я ощущал тепло ее плеча.
— Что-то не так? — спросила она.
— Нет, порядок, — ответил я, но для себя сделал
заметку: «Обалдевать от случайного соприкосновения — это не в струю».
Я нашел опцию «КАМЕРА», пальцы легко управлялись с привычным
до слез интерфейсом. Вот бы финны, как заслуженному пользователю, прислали мне
еще такую трубку. В меню было пять изображений, сохраненных в порядке съемки. Я
выделил первое, нажал большим пальцем «ОК», и экран заполнила мохнатая рыжая
морда.
— Это кот Мэнди, Маффин. Он ест тараканов.
— Полезный зверь.
Еще клик, и появилась молодая женщина, латиноамериканка, с
улыбкой отстраняющаяся от камеры: в нижней трети экрана завтрак.
— Кассандра, ее соседка. Или подружка. Они вместе
снимают квартиру, а больше никто ничего не знает.
— Наверняка подружка, — заявила Джен. — Кому
придет в голову фоткать девчонку, с которой просто снимаешь на пару квартиру?
— Может быть, и нет, когда у меня впервые появился
телефон, я снимал ящик комода с носками.
Она сжала мою руку.
— Как же ты будешь жить без него?
— Это будет и не жизнь.
Я кликнул снова — парень в черном берете, может быть, чуть
более небрежном, чем диктовала последняя мода на береты. Деловой снимок из
разряда поисков крутизны.
— Логотип слишком велик, берет натянут туговато, —
с ходу заметила Джен. — Да и вообще, какие береты летом?
— Ага, и рубашка, похоже, в духе верхнего города. Не из
тех, какие носят в Чайна-тауне.
Я проверил дату снимка — он был сделан вчера.
Увидев следующий снимок, Джен слегка ахнула. Это была
кроссовка, кроссовка Джен, мгновенно узнаваемая по манере завязывать шнурки. Я
разглядел даже шестиугольники мостовой променада Ист-Ривер.
— Это что… Это фотка, которую ты…
— Да, я отослал ее Мэнди, — признался я.
Она отвернулась, потом снова посмотрела на меня, но уже
прищуренными глазами. Я почувствовал, как стремительно улетучивается
романтическое облако, окутавшее нас на кушетке.
— Тебя ведь уже не смущает то, как я зарабатываю на
жизнь?
— Нет. Но на самом деле стало доходить только
сейчас. — Она посмотрела вниз на свои шнурки. — Я пытаюсь сообразить,
не чувствую ли себя подвергшейся насилию.
— А может, лучше попробовать почувствовать себя
польщенной?
— Постой, а что именно собиралась Мэнди сделать с этой
картинкой? Просто посмотреть? Переслать дальше по цепочке?
Я прокашлялся, размышляя, раскрывать ли все карты.
— Может быть, использовать в паре рекламных объявлений.
Сделать образец доступным во всех торговых центрах в Америке. Короче, ввести
твой способ завязывать шнурки в моду.
Я увидел, что по лицу Джен проносятся до боли знакомые
вопросы.
Не обокрали ли меня? Комплимент ли это? Может, я тайно
знаменита? Когда я получу свой процент? И конечно: этот парень, он полная
задница или как? Последний вопрос — это про меня.
— Вау! — сказала она после затянувшейся неловкой
паузы. — Я все время размышляла, как это происходит.
— Что происходит?
— Ну, как что-то, считающееся крутым, вдруг выпадает из
струи и мигом уходит в отстой. Наверное, просто не понимала, что тут работает
целая индустрия: мне по наивности казалось, что это, по крайней мере отчасти,
происходит естественным путем.
Я вздохнул.
— Ну, отчасти так и происходит. Но естественному ходу
событий немного, так сказать, помогают.
— Ага, понятно. Что-то вроде задымленного заката.
— Или генетически модифицированных бананов.
Она рассмеялась, снова глянув на свои шнурки.
— Ладно, я это переживу. Ты, конечно, знаешь, как
польстить девушке.
Я радостно заулыбался, от неожиданности не въехав, нет ли
тут иронии. Дело обычное, такие вещи хуже всего просекаются как раз тогда,
когда нужно. Однако пока на моей физиономии расплывалась улыбка, в голове
теснились вопросы: «А правда ли она польщена? Может, прикалывается? Неужели я
все испортил? А что, собственно говоря, „все“?»
Чтобы скрыть растерянность, я кликнул следующий снимок.
Кроссовка.
Все мысли сразу упорядочились, красота притянула внимание к
себе. Мы опять склонились, прижавшись друг к другу, чтобы лучше рассмотреть
картинку на маленьком экране. Снимок, сам по себе мелкомасштабный, был сделан
еще и при плохом освещении, изображение получилось удручающе размытым, но
элегантные очертания и текстура угадывались даже по нему.
Добрую минуту мы сидели молча, созерцая красоту, в то время
как вокруг нас звучала эзотерическая музыка кофейни, гудели автоматы,
готовившие капуччино, и непризнанные писатели, вдыхая кофейный аромат, строчили
романы, которые, может быть, когда-нибудь будут изданы. Блаженное созерцание
сблизило нас так, что я ощутил себя прощенным за то, что, можно сказать,
похитил шнурочную идею Джен. Ведь с нее начался наш путь к этим волшебным,
может быть, подпольным, а может, нет, кроссовкам, а значит, дело того стоило.
Наконец мы оторвались друг от друга, моргая и задыхаясь, как
будто между нами был поцелуй, а не экран сотового телефона.
— Когда она сделала этот снимок? — спросила Джен.
Я проверил память камеры.
— Вчера. За пару часов до тестирования.
— Такое впечатление, будто обувка стояла на письменном
столе.
— Я думаю, в ее офисе.
Кроссовка стояла на плоской поверхности, вокруг разбросаны
бумаги. Больше всего смахивает на рабочий стол Мэнди в офисе клиента.
— Это значит… А что это значит?
— Меня спрашиваешь? Может, посмотрим последнюю
картинку?
Она жадно смотрела на экран еще секунду, прежде чем кивнуть.
Я кликнул.
На этом кадре толком не запечатлелось ничего. Или, наоборот,
нечто ужасное.
