Заканчивается этот ролик показом здоровенного флакона и
закадровым голосом:
— «Пунь-шам»! Увидел — обалдел!
Экран погас, темный планетарий наполнился гомоном, то
растерянным, то насмешливым, но тут экран стремительно замигал разными, от
темно-синего до ослепительно красного, цветами. Словно забивая этим странным,
заключительным световым аккордом, иголки в мой мозг.
Вспышки прекратились так же неожиданно, как и начались,
звезды вернулись, вновь зажегся свет, и публика захлопала.
Из планетария я выбрался, ковыляя, моргая, забыв о лысом
парне, об «антиклиенте» и обо всем на свете. Вот что сделал со мной экран со
вспышками.
Бокал из-под шампанского в моей руке оказался пустым,
поэтому я схватил с подноса еще один бокал с апельсиновым соком. В голове с
бешеной скоростью крутились какие-то полумысли, как будто кто-то нажал клавишу
перезагрузки моего мозга.
Этот апельсиновый сок оказался еще более приправленным, чем
первый, но мне нужна была его холодная реальность в моей руке. Поэтому я
продолжал пить его, пытаясь стряхнуть ощущение странности, оставшееся от
рекламы «Пунь-шам», хотя по степени невнятности рекламный клип и название
продукта вполне соответствовали друг другу. Мне, однако, не давало покоя одно
специфическое ощущение. Как и всякий американец, я много времени провожу у
телика, видел чертову прорву рекламных клипов — даже получал деньги за то, что
высказывал о них свое суждение. Мне к ним было не привыкать, даже к самым
оригинальным, но в этом ролике было что-то не просто странное, а неправильное.
И это касалось не только финала с мигающим экраном: моей профессиональной
восприимчивости было нанесено большое оскорбление.
Суть дела в том, что этот клип не выглядел настоящим.
Знаете, бывает вы смотрите по телику кино, а в этом кино
кто-то смотрит по телику шоу, которого на самом деле по телику не показывают, с
ведущим, который на самом деле на телевидении не работает, — все придумано
и снято специально для этой картины. Этот элемент всегда смотрится ненастоящим,
потому что любой американец представляет собой, в той или иной степени, машину
для преобразования кофе в просмотр телепрограмм. В этом мы все специалисты.
Через две секунды после включения мы уже понимаем, какой видим материал,
прошлогодний или снятый в конце восьмидесятых, угадываем и жанр, и
производителя, и канал — все это понятно по отложившимся в подкорке деталям,
касающимся освещения, ракурсов камеры и качества видеопленки. От нас ничто не
укроется, мигом все просекаем.
— Но ведь «Пунь-шам» настоящий, — произнес я,
размышляя вслух.
И тут мне на глаза попалась дверь туалета; ноги сами понесли
меня туда. Поставив пустой бокал на раковину, я порылся в подарочном пакете,
нашел крохотный бесплатный флакончик с шампунем и выдавил капельку на палец.
Цвет, ярко-пурпурный, был не совсем обычным, но в остальном
жидкость выглядела и пахла как натуральный шампунь. Пустив воду, я растер его в
пену — и пенился он как настоящий шампунь. Осветленный незнакомец, явно сбитый
с толку, растерянно смотрел на меня из зеркала. Я задумался. Может быть, после
всех параноидальных событий сегодняшнего дня я головой повредился или это
осветлитель Джен, просочившись под кожу и череп, вызвал разжижение мозгов? Ясно
ведь, шампунь настоящий, просто реклама дурацкая.
Я вздохнул и стал мыть руки.
Мыл их, мыл… Пять минут.
Но они остались пурпурными.
* * *
Недаром его так назвали «Пунь-шам», то есть шампунь
наоборот, перевертыш. Не моет, а красит. Вся вечеринка затеяна для того, чтобы
окрасить богачей в багрянец и пурпур. Заставить их покраснеть.
— Ну, это уже вообще ни в какие ворота! — сообщил
я незнакомцу в зеркале.
Выговорил, вроде, правильно, значит, чувства реальности не
утратил. Чувство же голода в подтверждении не нуждалось: у меня от него руки
тряслись, а сидевшие в желудке ром и шампанское угрожали головокружением. Нужно
срочно поесть.
Я оставил подарочный пакет, на тот случай, если внутри него
еще остались ловушки для дураков, забрал только журнал и цифровую камеру.
Камера была покрыта «пунь-шамскими» логотипами и соответственно могла таить в
себе потенциальную угрозу, но она была такая маленькая и аккуратная. В общем,
чего объяснять — халявный цифровой фотик!
Мои свежеокрашенные пурпурные руки плохо сочетались с
нарядом пингвина, поэтому я засунул их в карманы, стараясь выглядеть
естественно, а не как человек, который красится дважды в день. Хорошо еще, что
чертов «шампунь» не попал на мои осветленные с такими муками волосы.
Я достал телефон, набрал Джен и снова оставил ей сообщение,
в сотый раз гадая, где она… Мне страшно хотелось рассказать ей о лысом, о
поддельном шампуне и его фальшивой рекламе, а заодно спросить, не обнаружила ли
она что-нибудь сама.
Больше всего мне хотелось узнать о ее соображениях насчет
того, зачем «антиклиент» хочет выкрасить людей в пурпурный цвет?
Мимо проплыл поднос с крохотными двухэтажными сэндвичами с
семгой. Я проследовал за ним обратно к залу африканских млекопитающих, думая,
как бы цапнуть сэндвич, не привлекая внимания к красным рукам.
Лысый был там, где я его и оставил, в проходе между залами,
продолжал болтать в свой микрофончик. Я расправил плечи, полагаясь на свою
маскировку.
Но тут людской затор заставил официанта остановиться и толпа
накинулась на сэндвичи — было очевидно, что скоро от них и духу не останется.
Я, в меру пьяный, но страшно голодный, оскалился и решил рискнуть. Выбора не
было, пан или пропал!
Я протянул руку и ухватил сэндвич, засунув в рот половину.
Как и рисовые шарики, он был пересоленным, ноя продолжал жевать, стоя спиной к
лысому.
Никто не обращал на меня никакого внимания. Тыльная сторона
моих кистей была не такой красной, как ладони. Я решил взять еще один сэндвич,
перед тем как оставлю лысого типа позади.
Оглядев народ, поглощающий семгу, я заметил, что все стоят с
напитками. Языки у многих уже заплетались: я слышал, как одна женщина
заговорила на «пунь-шамский» манер:
— Поросшие у них покуски. (Вместо «хорошие у них
закуски».)
Ее собеседники покатились со смеху.
Конечно, гости потихоньку набирались. Соленая еда вынуждала
всех налегать на напитки. «Благородный дикарь» наличествовал повсюду, и теперь
по залам стали гулять вспышки — многие пустили в ход камеры из пакета.
Жадно кусая бутерброд, я все же приметил, что дареные камеры
работают как-то по-особенному: перед каждой основной вспышкой зажигался и
гаснул красный огонек, словно подмигивал сатанинский глаз. И сами вспышки
отличались от обычных. Они были разноцветными, пульсировали то красным, то
синим, совсем как тот рекламный экран. Очень скоро пульсировать стала и моя
голова. Может быть, вся эта вечеринка задумана как гигантская ловушка?