— А? Может «десятилетняя япошка»?
Джен открыла глаза. Моргнула.
— Привет, Хантер! Это было круто!
— Ничего подобного! — возмутился я.
Джен хихикнула.
— Может, мне набрать девять-один-один, вызвать Службу
спасения? — взволнованно спросила Тина, держа в руке свой телефон.
В момент прилива адреналина я отчетливо заметил, что по обе
стороны антенны у него торчат розовые ушки.
— Нет, у меня все в порядке.
Джен приподнялась и с моей помощью села, все еще держась за меня
слабыми, дрожащими руками.
— Ты уверена?
— Ага. На самом деле я чувствую себя отлично. — Ее
голос упал до шепота. — Теперь я поняла. Я знаю, что происходит.
— Что?
— Отведи меня домой. Я расскажу тебе там.
* * *
Тина была ошеломлена, и потрясение определенно перенастроило
ее на токийское время. Быстро заснуть ей не удастся. Расставаясь, они с Джен
извинялись друг перед другом раза четыре или пять. («Прости, что я устроила
тебе припадок!» — «Прости, что я запачкала тебе ковер!») Наконец мы ушли и отправились
домой к Джен. Я все еще поддерживал ее, радуясь тому, что после всех этих
эпилептических мигалок, по сравнению с которыми даже ролик «Проход запрещен»
казался величественным, как заход солнца, ночь выглядела вещественно и реально.
— Я чувствую себя как неженка.
— Перестань, это могло бы произойти с кем угодно.
— Думаешь? Что-то я не видела, чтобы ты слетел с
катушек или задергался.
— Я же не сидел так близко, как ты. И прищуривался.
— Врешь.
Я пожал плечами, вспомнив, как в пиковые моменты пака-пака отводил
глаза.
— Все равно, может быть, это и хорошо.
— Что именно?
— Быть десятилетней япошкой. Помнишь, что сказала Тина:
этот эффект лучше всего проявляется у людей, мозг которых еще находится в
процессе формирования.
— Блин, ну спасибо.
— Я вот что хочу сказать, может быть, поэтому-то ты и
инноватор. Потому что ты видишь окружающий мир по-другому, не так, как все
остальные. Ты как ребенок. Ты все время переиначиваешь свой мозг, а значит, он
в определенном смысле всегда в процессе формирования. А потому больше подвержен
эффекту пака-пака.
Она остановилась перед своим домом и повернулась ко мне с
широкой улыбкой.
— Это самое крутое, что мне когда-нибудь говорили.
— Ну, это просто…
Она поцеловала меня.
Ее руки, к которым неожиданно вернулась сила, крепко сжали
мои плечи, губы прижались к моим. Ее язык просунулся между моими зубами.
Проплывавшие мимо огни фар на миг осветили нас, и она отстранилась, словно
застеснявшись. Но улыбка все еще играла на ее губах.
— Напомни мне, чтобы я сказал это снова, — сказал
я.
— Обязательно.
Ее руки сомкнулись за моей спиной, притянув ближе. Спустя
некоторое время мы вошли в дом.
Когда Джен открыла дверь в свою квартиру, мы увидели, что ее
сестра сидит за кухонным столом и просеивает муку через сито. Ее волосы были собраны
сзади, на ней была йельская фуфайка с закатанными рукавами и спортивные шорты,
руки по локоть белые от муки.
Когда она посмотрела на нас, я заметил, что наши вечерние
наряды вызвали у нее подавленную вспышку раздражения, может быть, досаду
старшей сестры, которая вкалывает полный рабочий день и еще вечер по дому, живя
с младшей сестрой-тунеядкой.
— Привет, Эмили.
— Разве я давала тебе разрешение брать мое платье?
Джен вздохнула, ее рука упала с моего плеча.
— Нет, поэтому я и оставила записку.
— С тобой все в порядке, Джен? Что-то плохо выглядишь.
— Тяжелый вечер. Но спасибо на добром слове.
Эмили поджала губы, посмотрела на мой оторванный рукав, на
коротко подстриженную голову Джен.
— Снова, гляжу, обкорналась под машинку? И вообще,
ребята, вы где были?
— На вечеринке с презентацией.
— Поддали?
— Нет, просто устали. Хантер, это Эмили, моя «мамочка».
— Ага, играю роль бешеной мамаши. Рада познакомиться,
Хантер.
— Привет.
Джен подтолкнула меня к своей комнате.
— Пока, Эмили.
Эмили прищурилась.
— Скажешь привет, когда будешь выходить, Хантер.
— Извини за сестру, — сказала Джен. — Она
терпеть не может, когда я беру ее платья, а я это делаю частенько.
Я бросил взгляд на дверь, ожидая, что она распахнется в
любой момент. Я чувствовал, как часы Эмили отсчитывают время, которое я
нахожусь в комнате Джен, и гадал, какие здесь правила. Сердце гулко билось — я
все еще не очухался от поцелуя.
Джен проследила мой взгляд.
— Не переживай. Я все объясню Эмили завтра.
— Что объяснишь? Что тебе понадобилось ее шикарное
платье для разгадки похищения?
— Хм. Может быть, я просто куплю ей кастрюлю для
макарон или еще что-нибудь.
— Кастрюля у нее уже есть, — сказал я.
Голова у меня кружилась, усталость давала о себе знать.
Джен вздохнула.
— В общем-то, Эмили раздражает то, что я вообще здесь
нахожусь. Я хочу сказать, она не против того, чтобы жить со мной, но ее бесит,
что я вернулась в город, когда мне исполнилось шестнадцать. Самой-то ей удалось
обосноваться здесь только после восемнадцати, в связи с чем она считает меня
незаслуженно избалованной.
Я поднял бровь.
Она вздохнула.
— Это ведь очевидно, правда?
Я пожал плечами. Всякий инноватор, кто рискует, как Джен, в
определенном смысле избалован. На протяжении последних семнадцати лет родные тратили
уйму сил на то, чтобы снова и снова сажать ее на лошадь, после того как она
упадет. И не исключено, что львиная доля этих забот выпала именно на старшую
сестру.
Я снова глянул на дверь.
— Я, пожалуй, пойду?
— Пожалуй.
Она прыгнула на свою кровать.
— Но сперва я расскажу тебе о своем озарении,
накатившем, когда я отключилась.
— Но не Бога же ты увидела, а?
— Нет. Я видела Пикачу. Но кое-что треснуло меня по
темечку. Я поняла очевидную вещь, которую мы все время упускали.
— И что именно?
