Долой надоевшие бежевые шмотки! Пурпур попадает в струю,
входит в моду, приобретает безумную популярность. И то сказать, после того как
всю жизнь носил дюжину оттенков бежевого, каждый встанет в очередь за новым,
крутым пурпурным прикидом.
Цена безумно высока, отчасти из-за пошлин, а отчасти потому,
что для получения одной унции красителя требуется около двухсот тысяч
моллюсков. Очень скоро финикийцы катались как сыр в масле. (В оливковом.
Катались они и в золоте, и в драгоценностях, и в зерне, но принято почему-то
говорить о масле. И при чем тут сыр, не знаю.)
Родилась торговая империя. Слово «Финикия» приобрела в
древнегреческом языке значение «пурпур». Вы ассоциируетесь с тем, что продаете.
Через некоторое время, однако, произошло нечто интересное.
Важные люди решили, что пурпурные шмотки слишком круты, чтобы в них щеголял кто
попало. Поначалу они обложили пурпур зверскими налогами, потом выпустили закон,
запрещавший ношение пурпура «хой полой» (как будто они могли себе это
позволить!), и наконец объявили пурпурные облачения знаком отличия коронованных
особ.
По прошествии столетий этот цвет-символ так широко
распространился и так глубоко укоренился, что даже в наши дни, тысячу лет
спустя, в Европе пурпур ассоциируется с королевским достоинством. И все только
потому, что какой-то инноватор, живший четыре тысячи лет назад, додумался, что
проблему пурпурных зубов можно преобразовать во что-то крутое. Неплохо!
Но к чему я вам все это рассказываю?
Через несколько дней после памятной вечеринки «Хой Аристой»,
когда слухи о ребятах с голубой кровью и пурпурными головами распространились
по Нью-Йорку, а заметная часть богатейших представителей высшего общества,
напротив, исчезла из города, чтобы пересидеть срок действия краски в
королевском уединении загородных вилл, кто-то из обеспокоенных родителей
направил флакон с остатками содержимого в лабораторию для исследования.
Выяснилось, что шампунь содержит воду, какой-то сульфат и, в
чудовищной концентрации, безопасный для здоровья, но чрезвычайно стойкий
природный краситель, добываемый из моллюсков.
Еще один штрих относительно «антиклиента»: знание истории.
* * *
Хиллари Уинстон Дефис Смит гостей не принимала.
Мы находились в холле здания в верхней части Пятой авеню,
где жили выдающиеся спортсмены-миллионеры, программисты-миллиардеры и один
деятель из мира искусства, которому хватало одного лишь имени. (Впрочем, имя
его, если подумать, было в своем роде королевским, и этот деятель явно любил
пурпурный цвет.) Есть о чем поразмыслить.
Консьерж здания носил сшитую со вкусом пурпурную униформу,
как нельзя лучше гармонировавшую с богатой пурпурной обивкой кресел, стоявших в
мраморном с золотом фойе, словно демонстрируя, что перемены в жизни общества,
произошедшие за последние четыре тысячи лет, были не так уж велики.
— Мисс Уинстон-Смит неважно себя чувствует, —
сообщил консьерж.
— Какой ужас! — воскликнул я. — Скажите, а вы
ее сегодня, случайно, не видели?
— Она не спускалась, — покачал он головой.
— Вы уверены, что не можете позвонить ей насчет
нас? — спросила Джен.
— Тут перед вами уже приходили ее друзья, и она
сказала, что сегодня вниз не спустится. — Консьерж прокашлялся. — То
есть, если быть точным, мисс Уинстон-Смит сказала, что вообще не спустится в
этом году. Думаю, вы ее знаете.
Я знал. И если Хиллари действительно пострадала от
«Пунь-шама», мне стоило лишь порадоваться тому, что меня не допускают к ее
августейшей особе.
— Очень жаль… — заговорил я, вежливо отступив на
шаг.
И тут до моего слуха донеслись клики — Джен набирала номер.
Мы с консьержем, оба парализованные изумлением, обернулись к ней. Я и не знал,
что Джен перенесла из адресного списка в свою телефонную книгу номер Хиллари, а
он, наверное, был поражен тем, что кто-то позволяет себе говорить с мисс
Уинстон-Смит в таком тоне.
— Хиллари? Это Джен, мы встречались два дня назад, на
тестировании у Мэнди. Так вот, мы с Хантером стоим в холле твоего дома, у
стойки консьержа, и у нас имеются кое-какие соображения насчет того, как найти
контрагент для шампуня, которым ты пользовалась сегодня утром.
Нам нужно, чтобы ты уделила нам немного времени, и тогда мы,
может быть, сможем помочь тебе в решении этого… пурпурного вопроса. Но нам
сейчас указывают на дверь, так что, если ты не…
Позади стойки ожил интерком, и в помещении зазвучал
скрипучий, надломленный голос Хиллари.
— Реджинальд? Отправьте, пожалуйста, их наверх.
Привратник заморгал и даже не сразу ответил мисс
Уинстон-Смит, однако, совладав с собой, хотя глаза его округлились от
изумления, указал пальцем на лифт.
— Одиннадцатый этаж.
* * *
Хиллари находилась в саду, разбитом на огромном балконе,
откуда открывался вид на Центральный парк. Она была в купальном халате, с
тюрбаном из полотенца на голове и, судя по тому, как морщинилась на всех открытых
местах, включая подушечки пальцев, кожа, провела целый день под душем и в
ванне. Глаза ее припухли от слез. Лицо, руки, предплечья до локтей, несколько
локонов, выбивавшихся из-под тюрбана, — все было окрашено в необычайный,
трепещущий, королевский пурпур.
Вид у нее был потрясающий. Краска равномерно распределилась
по коже и ошеломляюще контрастировала с голубыми глазами. Репутация Хиллари как
крутого интервьюера одного известного музыкального кабельного ТВ-канала во
многом и была создана этими ледяными глазами. Весь ее облик нес такой же
несомненный отпечаток «голубой крови», как и ее социальные связи, и, хотя, на
мой взгляд, в нем всегда ощущался некоторый избыток коммерциализма, пурпурный
цвет придал ее особое, присущее деловому центру, правдоподобие.
— Хантер, как вышло, что ты остался нормальным? —
спросила она, как только мы с Джен выступили на солнце.
Служитель, проводивший нас сквозь дебри многоэтажных
апартаментов, быстро исчез.
— В каком смысле нормальным? — не въехал я.
— Не пурпурным!
Я поднял руки, несмотря на все мои старания, еще хранившие
следы кратковременного соприкосновения с «Пунь-шамом».
— Погоди, а ведь точно.
Ее пурпурные брови сдвинулись, указывая на мучительную
попытку припомнить вчерашние события.
— Точно, я ведь уже спрашивала у тебя про это вчера
вечером.
— Правильно, — согласился я, не врубаясь, к чему
она клонит.
— Хантер! Вчера вечером, когда мы встретились, эта
гадость уже была у тебя на руках. Почему ты не предупредил меня?
Я отрыл было рот, да и закрыл обратно. Хороший вопрос.
Вообще-то меня больше волновало, как не оказаться пленником за компанию с
Мэнди, чем как не дать кучке обладателей «голубой» крови не обзавестись к ней в
придачу пурпурными волосами. (Честно говоря, мысль о том, чтобы поднять тревогу
вообще, меня не посещала.)
