– Зря, – покачал головой Казим. – Сейчас там опасно. Это под носом у русских и кадыровцев.
– Но там хотя бы есть крыша, – стоял на своем Мовлади. – Да и близость села только на пользу. Никто не подумает, что мы берем продукты рядом с тем местом, где живем.
– В твоих словах есть правда, – согласился Казим. – Но почему ты не встретил меня у оврага? Сам знаешь, здесь теперь опасно. В любой момент могут нагрянуть федералы.
– Надо уходить, – кивнул Мовлади.
– Где тела погибших? – Казим пристально посмотрел в глаза Мовлади. – Их нужно передать родственникам.
– Извини, Казим, – Мовлади потупился, – но я приказал предать их земле здесь. Сейчас не те времена, когда можно бродить по лесу с трупами. К тому же этот русский уже, наверное, добрался до своих. Нам надо убираться. Мы и так здесь задержались.
– Как ты смеешь так говорить?! – вскипел Казим. – Ты забыл наши обычаи?
– От них все равно родственники отказались, – не унимался Мовлади. – Разве ты поступил бы по-другому?
Казим выбрался из блиндажа с тяжелым сердцем. Мовлади был прав. Ему пришлось бы поступить точно так же. Ругался он для виду. Как ни внушал себе Казим, что он еще остается хозяином положения, в глубине души главарь боевиков признавал: он так и будет метаться по горам, пока рано или поздно его не выкурят из убогого убежища солдаты и милиция. Ему даже нечем было помочь семьям погибших. У Казима в кармане осталось всего сто долларов.
Все вышли наружу.
– Снимите растяжки, – приказал Мовлади моджахедам и развернулся к Казиму. – Что будем делать с блиндажом?
– Когда вы вчера сюда приехали? – оставив вопрос без внимания, спросил Казим.
– Еще солнце не село, – Мовлади оглянулся на Беку. – Ты не смотрел время?
– Где-то семь часов было, – пожал плечами моджахед.
– А как давно перед вашим приходом умерли те, кто здесь оставался? – продолжал допытываться Казим.
– Они были уже холодные, – на секунду задумавшись, ответил Мовлади.
– Значит, не меньше четырех часов прошло, – задумчиво проговорил Казим, примерно прикидывая в голове расстояние, которое успел за это время пройти пленник.
– К чему ты клонишь? – нахмурился Мовлади.
– Здесь три часа идти, – стал вслух размышлять Казим. – У него было оружие, значит, он не боялся вновь попасть к нам в руки и направился по дороге. По всему выходит, к тому времени, когда вы пришли сюда, он уже добрался до своих. Так?
– Так, – все еще не понимая, что хочет сказать Казим, подтвердил Мовлади.
– Как минимум уже вечером, крайний срок утром здесь должен был быть спецназ. – Казим уставился на Мовлади, дожидаясь, когда тот уловит нить его рассуждений.
– Хочешь сказать, что он не дошел? – догадался Мовлади.
– Конечно, – подтвердил Казим. – Поэтому не надо разрушать это укрытие. Просто оставь здесь «сюрпризы» для незваных гостей.
* * *
Когда хозяин кафе вернулся во двор, Шаман все еще ходил взад-вперед у стола и потирал предплечье, словно ему было больно.
– Ты надоел мне, Шамиль, – негромко, но строго выговаривал ему Джин. – Твоя вспыльчивость до добра не доведет. Ты всегда создаешь проблемы, из-за которых страдает наше общее дело.
Им уже накрыли на стол. Стропа с жадностью ел суп.
Аслан пожелал приятного аппетита и остановился у крыльца.
– Разве ты не видел, он смеялся надо мной! – не унимался Шаман. – Почему мы их отпустили?
– Разве так ведут себя в чужом доме? – покачал головой Аслан. – Вы и они здесь – гости. Иди и выясняй отношения в другом месте. Зачем меня подставляешь? Думаешь, мне нравятся кафиры?
– Зачем тогда ты кормишь их? – вновь побагровел Шаман.
– А кто, по-твоему, будет кормить мою семью? – сощурился Аслан. – У меня десять детей. Это мой бизнес. Меня не интересует политика.
– Они у тебя едят, пьют от души, потом нас идут убивать, – не унимался Шаман. – Разве ты не чеченец?
– Война идет уже пятнадцать лет. – Аслан оглянулся на калитку и заговорил тише: – И конца ей не видно. Как, по-твоему, жить простым людям?
– Ты не простой, – язвительно заметил Стропа. – Обычному человеку никто бы не позволил работать под боком с частью. Я узнавал. За все время тебя ни разу не пытались заставить закрыть это кафе.
– А кому я мешаю? – удивился Аслан.
– Ты помогаешь кафирам и тебя не трогают, – вмешался в разговор Джин. – Не верю, что все так просто.
– Ты хочешь сказать, что я связан с боевиками? – догадался Аслан.
– Не обязательно с ними. – Джин переглянулся с Шаманом. – Может, ты работаешь на русских?
– Почему так решил? – растерялся Аслан.
– Но ведь они не боятся, что ты их отравишь? – насмешливо спросил Джин.
– Почему я должен их травить? – Аслан стал заметно нервничать.
– Ты чеченец, а для кафиров все мы враги, – вновь вмешался Шаман.
– Скажи, кому ты платишь? – Джин, не мигая, смотрел на Аслана.
Вопрос застал хозяина врасплох. Он некоторое время стоял, глядя на задавшего его человека, словно не понял, о чем речь. Потом неожиданно улыбнулся.
– Уж не хочешь ли ты стать моей «крышей»?
– Ты правильно понял. – Джин откинулся на спинку стула. – Много не возьму.
– Аслан никому платить не будет, – покачал головой хозяин кафе.
– Так не бывает, – резонно заметил Стропа.
– Раз говорю, значит, так оно и есть, – стоял на своем Аслан.
Некоторое время Джин ел молча. Стропа бросил еще несколько колкостей в адрес Шамана. Принесли чай. Шаман, наконец, сел за стол, но к еде не притронулся.
– Поступим следующим образом, – словно взвешивая все «за» и «против», заговорил Джин. – Мы сегодня вечером приедем сюда и скажем наши условия. Ты тоже пока подумай, что можешь предложить. Мы не грабители и последнее не забираем. Но и жировать, когда на твоей земле хозяйничают русские оккупанты, не позволим.
С этими словами он допил чай и поднялся из-за стола.
– Тогда давай встретимся в другом месте, – неожиданно предложил Аслан.
«Клюнул», – подумал про себя Джин, а вслух спросил:
– Почему?
– Здесь не место выяснять отношения.
– Хорошо, – согласился Джин. – Скажи, где тебе удобно?
– У подстанции.
– Где это? – Джин сделал вид, будто не знает.
– Ты не местный? – Аслан испытующе посмотрел на Джина.
– Какая разница? – Джин наклонился, взял из стоявшей на столе подставки салфетку, вытер руки, скомкал и бросил в тарелку. Всем своим видом он давал понять, что едва сдерживает себя, чтобы как минимум не нагрубить Аслану. Наконец, взяв себя в руки, спросил:
