Минерва вскинула бровь и обнажила в улыбке слишком много
остроконечных зубов.
— Судороги… Аутизм…
Я кивнула. Все это относилось ко мне, более или менее. Но,
черт побери, она-то кто?
12. «The Temptations»
[31]MOC
Ее полностью открытое лицо сияло так ярко, что я буквально
таял.
До этого момента на ней были очки от солнца — чистое
позерство, так мне казалось. Но теперь я понимал, что она должна носить их —
чтобы защищать не себя, а нас, чтобы мы не видели ее глаз.
Хотя красавицей ее не назовешь, это было что-то в тысячу раз
более жуткое, что-то, терзавшее меня просто невероятно. Я уже слышал это в
музыке, почувствовал в том, как она вывернула нас, заставив следовать за
собой, — вся группа была поглощена, подавлена ее магнетизмом или как тут
лучше выразиться. «Харизма» — слишком мелкое слово для обозначения этого.
Что-то доминирующее, что-то бездонное.
Внезапно это стала ее группа, не моя и не Перл. И, точно так
же внезапно, я ничего не имел против.
Минерва снова надела очки от солнца.
Я подобрал с пола ее блокнот. То, что покрывало открытые
страницы, письменным текстом не являлось; скорее это походило на ленту
детектора лжи или одного из тех механизмов, которые регистрируют землетрясения.
Неровные черные строчки выстраивались в непостижимые столбцы, забрызганные
каплями воды. Некоторые пятна были ржаво-коричневые, словно запекшаяся кровь.
Я протянул ей блокнот, но Минерва все еще смотрела на Алану
Рей — свирепо смотрела, ее взгляд казался угрожающим даже сквозь темные очки. Я
подумал, нужно как-то успокоить ее, поскольку это я привел сюда Алану Рей, а
Минерва рассердилась на нее из-за… чего-то.
Из-за того, что Алана Рей выронила барабанные палочки? Но
Минерва разозлилась еще до того, как распался большой рифф. Я открыл рот, но не
смог выдавить ни слова, вспомнив неприкрытые очками глаза Минервы.
— Мин? — окликнула ее Перл.
Я закрыл рот. Пусть Перл улаживает это дело.
— Ты в порядке, Мин?
— Конечно. — Минерва взяла у меня блокнот и
прижала его к груди. — Извини. Я не собиралась шипеть. Просто я вся была,
типа… в песне.
— Я тоже извиняюсь, — негромко сказала Алана
Рей. — Мое состояние иногда создает сложности во время исполнения.
Я сглотнул, пытаясь вспомнить, в чем там Алана Рей
признавалась о себе… у нее что-то не в порядке с головой? Внезапно она
заговорила немного странно, с микроскопическими паузами между словами. Когда
она глядела на Минерву, небольшие судороги пробегали по ее телу, как будто
прежде нервная система сжалась в клубок, а теперь распутывалась. Я снова открыл
рот, чтобы сказать что-нибудь…
— Эй, никаких проблем, — опередил меня
Захлер. — Ты фотлично играла. Мы все были по-настоящему
паранормальны! — Он посмотрел на Перл. — Правда?
— Да, — ответила та и бросила на меня
вопросительный взгляд.
И я выдержал ее взгляд — чего не делал вот уже две недели.
Все внезапно стало понятным — наша музыка, эта группа.
Странная, «электрическая» подруга Перл соединила нас и подтянула до чего-то
столь же ослепительного, как она сама.
— Это было замечательно, — сказал я, кивнув на
Перл. — Отлично сделано.
Ее лицо просияло.
— Ну, тогда хорошо. — Она посмотрела на Алану
Рей. — Тебе нужно сделать перерыв?
Алана Рей мигнула одним глазом, потом вторым и затрясла
головой так сильно, словно у нее вода в ушах.
— Нет. Я лучше продолжила бы играть. Думаю, мои…
сложности позади. Но, может, другую песню? Иногда те же стимулы провоцируют ту
же реакцию.
— Ну конечно. — Перл пожала плечами. — Как
насчет пьесы номер два?
Мы с Захлером просто кивнули, а Минерва улыбнулась и
поднесла микрофон ко рту. Низкий, мягкий смех, сопровождаемый искусственным
эхом, раскатился по комнате.
— Никаких проблем, Алана Рей, — прошептала она,
открывая свой блокнот. — У меня миллион разных стимулов.
Остальная часть репетиции прошла без приключений.
Мы играли пьесу номер два, бесконечные вариации вокруг петляющего
сэмпла
[32]
старой виниловой записи Перл, потом нашу третью
песню, пока даже не имеющую рабочего названия. Алана Рей больше ни разу не
споткнулась, просто аккомпанировала нам с внутренним пониманием. С каждой новой
частью она сначала какое-то время следовала за нами, а потом медленно начинала
скреплять нас, добавляя структуру и форму, глядя на невидимое, парящее в
воздухе полотно музыки, и каким-то образом понимая, что нам от нее нужно.
Я не уловил ни единого слова в песне Минервы, но каждый раз,
открывая рот, она впрыскивала нам свое великолепие. Голос у нее звучал
сверхъестественно громко, как будто блокноты были полны заклинаний,
заставляющих землю под ногами грохотать. Я не мог оторвать от нее взгляда — за
исключением тех моментов, когда закрывал глаза и напряженно вслушивался.
Между песнями я ругал себя за то, что этим утром не поехал в
Бруклин. В конце концов, до меня дошло, как глупа была вся эта борьба между
Перл и мной. Ни она, ни я не рок-звезды — мы аккомпанемент, друзья, союзники.
Может быть, хорошие музыканты, но Минерва — вот кто звезда.
Злость, которая угнетала меня последние две недели,
улетучилась, не осталось ничего, кроме чувства удовлетворения. У нас
потрясающие группа и место для репетиций, где никто не кричит на тебя. И у меня
в руках «Страт» 1975 года с золотыми звукоснимателями. Я даже решил проблему с
деньгами и сумею ежедневно придерживать несколько баксов для себя. Я не мог
вспомнить, почему быть несчастным совсем недавно казалось так важно.
Минерва изменила все.
Спустя полтора часа мы сыграли каждую известную нам песню
столько раз, сколько смогли, и — с неохотой — вынуждены были остановиться.
— Эй, похоже, нам нужны новые мелодии, — сказал
Захлер.
— Да. — Я посмотрел на Перл. — Мы должны
поскорее встретиться снова. Подготовить еще что-нибудь к следующему воскресенью.
Внезапно в голове зазвучали фрагменты миллиона песен.
Перл радостно улыбнулась.
— Новые мелодии? Никаких проблем.
Минерва нахмурилась.
— Problems Pero masculino.
[33]
