— Новая мелодия? — расплывшись в улыбке, спросил
один.
— Да, совсем новая. — Я облизнул губы и
почувствовал вкус соли. — Все идет прекрасно.
Часть III. Репетиции
У Черной смерти был далекий двойник.
В то самое время, когда в римском мире свирепствовал мор
Юстиниана, исчезла огромная империя в Южной Америке, так называемая Наска.
[36]
Храмы Наска внезапно оказались покинуты, города опустели.
Историки до сих пор ломают головы над тем, почему такая большая и сложно
организованная культура в тысячах миль от терзаемого мором Рима исчезла в тот
же самый исторический момент.
Большинство людей и не слышали о Наска, настолько быстро
исчезли и ее следы.
И только в 20-х годах двадцатого века люди обнаружили их
самое выдающееся наследие. Самолеты, летающие над засушливой горной местностью
в Перу, заметили огромные, нацарапанные на земле рисунки. Покрывая площадь
четыреста квадратных миль, там были изображения многоногих созданий, огромных
пауков и странных человеческих фигур. Археологи не знают, что означают эти
рисунки. Изображения богов? Или демонов? Или они предназначены для того, чтобы
о чем-то рассказать?
На самом деле они предостерегают.
Часто отмечают, что, вырезанные в засушливой горной
местности, где практически не бывает дождей и отсутствует эрозия, они были
созданы на века. Поразительно, но даже спустя полторы тысячи лет они все еще
видны.
Может быть, сейчас настало время разгадать их.
Магнитофонные записи Ночного Мэра: 282–287
13. «Missing Persons»
[37]ПЕРЛ
В этот мой первый день в «Джульярде» коридоры выглядели
как-то не так.
Я училась здесь уже четвертый год, и, естественно, все мне
было знакомо. Однако, когда возвращаешься после летних каникул, всегда
возникает странное ощущение, как будто за время твоего отсутствия цвета слегка
изменились. Или, может, за последние три месяца я чуточку повзрослела, отчего
шкала отсчета пусть незначительно, но сместилась.
Сегодня мне казалось странным, насколько пусты коридоры.
Конечно, тому имелись свои объяснения. Все мои друзья из «Нервной системы»
(или, точнее, бывшие друзья, из-за того, что случилось с Минервой) закончили
школу этой весной, и мне попадались лишь случайные знакомые или вообще
незнакомцы. Примерно такое же ощущение возникало тогда, когда я только
поступила в школу, а кругом было полно старшекурсников.
Я взяла в офисе свое расписание и проглядела его, выясняя,
какие курсы и ансамбли отсутствуют из-за недостаточного к ним интереса.
Никакого курса барочных инструментов в этом году. Никакой группы джазовой
импровизации. Никакого камерного хора? Это было, типа, странно. Но все плановые
курсы в расписании присутствовали. В конце концов, по понятиям наших
преподавателей, мы должны все четыре года изучать теорию и композицию, а утро
было полностью отдано обязательным дисциплинам: английский, тригонометрия и
неизбежная современная биология.
Поэтому только ко времени ланча я начала замечать, как
многое на самом деле изменилось.
Кафетерий располагался в самом большом помещении школы. Он
использовался так же, как концертный зал, потому что даже самые необычные
частные школы типа «Джульярда» не могут занимать безграничное пространство в
центре Манхэттена. Класс, где проходил третий и последний перед ланчем урок
биологии, находился дверь в дверь с кафетерием, что открывало возможность
оказаться среди первых в очереди. Войдя туда спустя десять секунд после звонка
на ланч, я с удовольствием увидела массу незанятых столов. Знакомый мучнистый
запах макарон с сыром, а la «Джульярд», одного из вполне сносных здешних
кушаний, заставил меня улыбнуться.
Даже если «Системы» больше нет, приятно было вернуться
обратно.
Набрав полный поднос, я огляделась в поисках кого-нибудь, к
кому можно подсесть, в особенности к кому-то с полезными музыкальными навыками.
Может, мы с Мосом когда-нибудь захотим пополнить группу музыкантами нового
профиля.
И почти сразу же я заметила сидящую в одиночестве за угловым
столом Эллен Бромович. Она была моих лет и фотличная виолончелистка, первое
место в оркестре. В ранние годы учебы мы временно были лучшими подругами — пока
не познакомились с кем-то еще.
Я села напротив нее. Виолончель — это круто, даже если про
саму Эллен этого не скажешь. Да и никого более подходящего тут не было.
Она подняла взгляд от своих макарон с легким недоумением.
— Перл?
— Привет, Эллен.
Она вскинула брови.
— Не ожидала увидеть тебя здесь.
— Ну… — Я не была уверена, что точно она имеет в
виду. — Мы какое-то время не виделись, и я просто подумала, почему бы не
сказать тебе «привет!».
Она не отвечала, продолжая разглядывать меня.
— Как поживаешь? — спросила я.
— Интересный вопрос. — На ее лице возникла кривая
улыбка. — Ну, теперь у тебя нет друзей, с кем сидеть за столом?
Я сглотнула, почувствовав себя более-менее не в своей
тарелке.
— Нет. Остальные из «Нервной системы» были
выпускниками. И твои друзья тоже закончили школу?
— Закончили школу? — Она покачала головой. —
Нет. Но никто пока не вернулся.
— Не вернулся откуда?
— После лета.
Она оглядела кафетерий.
Здесь все еще было пустовато. И тихо, совсем не похоже на
обычный для ланча хаос, который я помнила. Интересно, здесь всегда было так
мирно и тихо или это просто еще один из тех маленьких сдвигов в восприятии,
которые происходят после каникул?
Но на самом деле это не имело значения. Все вокруг кажется
мельче с каждым годом, это можно понять. Но чтобы казалось более пустым?
— Ну, это было беспокойное лето, — сказала
я. — Кризис санитарии, крысы и все такое прочее. Может, не все вернулись
из Швейцарии — или куда там еще они сбежали.
Эллен покончила со своей порцией макарон с сыром.
— Мои друзья в Швейцарию на лето не ездят.
— Ох, и правда. — Я вспомнила, что
студенты-стипендиаты всегда держатся вместе. — Ну, в Вермонт или куда там
еще.
Она испустила еле заметный вздох.
— И все же это здорово — вернуться, правда? —
спросила я.
