— Да, цивилизации. В этом вся проблема… — Она
бережно прикоснулась к футляру гитары. — Меня так достало повсюду таскать
эту большую виолончель — словно мертвое тело в гробу. Захотелось чего-нибудь
попроще. Чего-нибудь такого, на чем можно играть у костра независимо от того,
существует цивилизация или нет.
По спине пробежал озноб.
— Что произошло с тобой этим летом, Эллен?
Она посмотрела на меня и после долгой паузы сказала:
— Папа ушел от нас.
— Вот дерьмо! — Я вспомнила то время, когда
развелись родители. — Мне правда очень жаль. Типа… он оставил твою маму?
Эллен покачала головой.
— Не просто оставил. Видишь ли, кто-то укусил его в
метро, и он… стал другим.
— Укусил его?
В памяти всплыли доходившие до меня слухи, что крысы
распространяют что-то вроде бешенства, что на улицах сейчас попадаются люди,
похожие на Мин, всегда голодные и всегда в темных очках.
Она кивнула, по-прежнему поглаживая гитарный гриф.
— По крайней мере, я все еще стипендиат и могу
переключиться на гитару до того, как…
— Но ты же замечательная виолончелистка. И пока не
можешь махнуть рукой на цивилизацию. В смысле, Нью-Йорк по-прежнему никуда не
делся.
Она кивнула.
— В основном. Еще есть концерты, и занятия, и бейсбол.
Но это, типа, как на «Титанике»: спасательных шлюпок хватает лишь для
пассажиров первого класса. — Она оглядела зал. — Поэтому, увидев, что
кого-то нет, я невольно задаюсь вопросом: может, эти пассажиры уже покинули
тонущий корабль? И потом пол начинает накреняться, палубные кресла скользят
мимо.
— Ммм… Ты о чем?
Эллен устремила на меня взгляд прищуренных глаз.
— Здесь что-то происходит, Перл. Спорю, твои друзья уже
в Швейцарии или другом месте вроде этого.
— Они в основном просто закончили школу.
— Ну и что? Спорю, они в Швейцарии. Большинство людей,
которые могут себе это позволить, уехали. Но мои друзья… — Она покачала
головой. — У них нет водителей и телохранителей, и в школу они ездят на
метро. Так что они просто прячутся, типа того.
— Но ты-то здесь.
— Только потому, что мы живем за углом. Мне не нужно
ездить на метро. Плюс… — Она улыбнулась и снова прикоснулась к футляру на
соседнем сиденье. — Я действительно хочу научиться играть на гитаре.
Мы поговорили еще — о ее отце, обо всем, что видели этим
летом. Но мысленно я все время возвращалась к группе.
Слушая Эллен, я внезапно поняла, что группа вроде нашей тоже
нуждается в сложной инфраструктуре, почти как любой симфонический оркестр. Нам
требуются электронные инструменты и микрофоны, микшерные пульты, эхорезонаторы
и уйма усилителей. Нам требуются ночные клубы, студии и фирмы звукозаписи,
кабельные каналы, которые показывают музыкальные видео, и фанаты с CD-плеерами
и электрическими розетками на дому.
Черт, нам необходима цивилизация.
В конце концов, мне трудно представить себе Моса и Мин,
исполняющих музыку у костра.
Что, если фантастические рассказы Лус — правда и
действительно надвигается какая-то большая битва? И что, если Эллен Бромович
права и время оркестров прошло? Что, если болезнь, разрушившая «Нервную
систему», в недалеком будущем сломает всю инфраструктуру и, следовательно,
сделает невозможным существование такой группы, как наша?
Я выпрямилась в кресле. Нечего сидеть сложа руки. Хватит
одобрительно похлопывать себя по плечу только потому, что Мос счастлив, Минерва
относительно в своем уме и репетиции проходят хорошо.
Совсем скоро мы должны стать всемирно известны — если,
конечно, к тому времени еще останется мир, в котором можно быть известным.
14. «The Replacements»
[39]ЗАХЛЕР
Мы выдавали на-гора одну фотличную мелодию за другой — я,
Мос и Перл, — встречаясь по два-три раза в неделю у нее дома. Отработав
все свои старые риффы, мы стали брать за основу лукавые сэмплы Перл, и Москит
нисколько не возражал против этого. С тех пор как образовалась настоящая группа
— с барабанщицей, певицей и даже отдельными усилителями для Моса и меня, —
до него, в конце концов, дошло, что сейчас не время для какой-то там
конкуренции.
Что до него не доходило — это насколько Перл заводная и что
она втюрилась в него.
Что касается последней части, я мог лишь качать головой.
Проблема для Перл состояла в том, что она реально дала Мосу нечто очень важное:
содрала с него скорлупу, показала способ получить все, чего он на самом деле
хотел, помогла найти фокус, который самостоятельно он не мог обнаружить.
И этого он никогда ей не простит.
Для меня Перл по-прежнему оставалась исключительно горячей
девушкой, но теперь я уже ничего не мог с этим поделать. И, по правде говоря,
меня устраивало, как оно все идет. Мой лучший друг и самая глупая девушка в
мире, в конце концов, прекратили сражаться, музыка фотличная, и Перл любит
группу, а это означает, что я всегда буду при ней.
Я должен был понимать: когда все идет так хорошо, что-то
вот-вот непременно случится.
Мы работали над Б-секцией одной из новых мелодий, которую
назвали «Миллион стимулов для движения вперед». Она была необыкновенно сложная,
и я, сколько ни старался, никак не мог сыграть ее. Мос на своем «Страте»
показывал мне, как нужно, но по какой-то причине из-под моих пальцев все время
выходило не то.
По крайней мере, пока не вмешалась Перл. Смахнув рассыпанные
по постели футляры от CD-дисков и губную гармонику, она уселась рядом со мной,
расстегнула ремень моей гитары и положила ее себе на колени.
— Дай-ка мне, Захлер, — сказала она. — И
потом, словно это был сущий пустяк, сыграла мою часть.
Обычно сидеть так близко к ней всегда было очень глупо, но в
тот момент я был слишком потрясен, чтобы оценить это.
— Понимаешь? — Ее пальцы только что не дымились,
бегая по струнам. — На этом последнем куске нужно использовать мизинец.
Мос засмеялся.
— Он терпеть не может использовать мизинец. Говорит, этот
палец у него умственно отсталый.
Я молчал, просто глядя, как она играет, и, кивая, точно
слабоумный. Она безошибочно верно поняла, как заставить эту часть работать, и
теперь, когда я увидел, как она это делает, мне показалось, что это даже не
трудно. Когда Перл вернула мне гитару, я с первого раза сыграл как надо.
Она встала, отошла к своей клавиатуре и чем-то там занялась,
а я снова и снова проигрывал отрывок, вбивая рифф себе в голову.
