Толпа, похоже, придерживалась того же мнения Люди толпились
в центре комнаты, подальше от зрелища распада. У стен было всего несколько
человек, мрачных и отстраненных, словно студенты-первокурсники на вечеринке
выпускников.
«Бедные любители искусства», — подумала я.
И потом, под воздействием внезапно пробудившегося гена
шампанского, меня озарило: я поняла, где скрывается Астор Михаэле.
Он был здесь не ради вечеринки, он был здесь ради искусства
и находился среди этих «первокурсников».
Я начала кружить по комнате, не обращая внимания на тех
людей, которые тусовались посреди комнаты и выглядели вполне на своем месте,
все такие довольные и крутые. Я искала одиноких гостей, неудачников этого мира
всеобщего веселья.
И на полпути я заметила его уголком глаза — хорошего глаза,
по счастью. Он очарованно разглядывал огромную фотографию храма, построенного
санитарно-гигиеническими работниками в Бронксе: воздетые в молитве руки, кресты
и черепа (опять!) должны были обеспечить защиту на их нелегком пути.
Чтобы успокоиться, я сделала большой глоток шампанского; в
голове зазвучали наши мелодии.
«Что я слышу? О, просто новая нестандартная группа».
Я сунула руку в новую сумочку и нащупала на самом дне
аудиоплеер. Его наушники перепутались с косметикой, гелем для волос и миллионом
других вещей, которые в обычных обстоятельствах я никогда не ношу в сумке. С
трудом распутав этот клубок, я ухитрилась вытащить плеер и надеть наушники. Но
где же шейный ремешок? Я заглянула в бездонную глубину сумочки и в ужасе
осознала, что забыла его.
Я мысленно вернулась к часам, проведенным в магазине «Apple»
в поисках подходящего ремешка: тонкой черной полоски кожи с блестящим
металлическим УКВ-разъемом. Внутренним взором я видела его — все еще в
упаковке, лежащим на моей постели среди всякого прочего барахла.
И конечно, у этого тупого платья для коктейлей, как и у всех
тупых платьев для коктейлей, не было карманов. Просто таскать плеер в руке —
это будет выглядеть слишком очевидно, а наушники с уходящими в сумочку
проводами испортят то впечатление молодой стильной модницы, которое я хотела
производить. Которая говорит что-то вроде: «Нет, их еще не записывали. Просто
все знают о них».
Я зажмурилась, стараясь сосредоточиться.
Существовало единственное место, куда можно было деть плеер.
Я отпила шампанского, включила плеер и положила его в
ложбинку на груди. Он идеально подошел — такой теплый, такой приятный. В самом
деле, теплый — я опустила взгляд и осознала, что, шаря в сумке, включила
подсветку экрана.
Обрамленные черным бархатом платья, мои груди мерцали
голубым.
Учитывая, что шампанское ударило мне в голову, это
выглядело, типа, круто. Может, это и не Тадж-Махал вкуса, но наверняка привлечет
внимание нужного мне человека.
Я подошла ближе.
«На каком языке она поет? Похоже, вообще на каком-то
несуществующем».
На плеере были записаны наши четыре лучшие песни — длинные,
напряженные, которые Минерва сплела с чистыми, простыми мелодиями Моса, Алана
Рей разбила на тысячи сверкающих форм, и все это на басовой «подкладке»
Захлера. По мере того как я подходила ближе, пузырьки в моей крови начали
синхронизироваться с музыкой, а шаги соответствовать ритму. Я была вся такая
крутая, на своем месте, семнадцатилетняя, полная очарования — мечта любой
компании звукозаписи во плоти.
Мир начал смещаться вокруг, примерно так же, как когда мы
играем, пальцы задвигались над невидимой клавиатурой. Огромные фотографии
скользили мимо плеча, галактика глаз котов и крыс мелькала на моей расплывчатой
стороне.
«Как они называются? Не думаю, что у них уже есть название…»
К тому времени, когда я добралась до Астора Михаэлса, вращая
остаток шампанского на дне бокала, я была крутая, хищная и уверенная в себе —
олицетворение нашей музыки.
Он повернулся и посмотрел на меня, проследив взглядом белые
шнуры, тянущиеся от ушей до мерцающей ложбинки между грудями. Отражая мягкий
голубой свет, его взгляд на мгновение вспыхнул.
Потом Астор Михаэле улыбнулся мне, и зубы у него оказались
остроконечные, в сто раз острее, чем у Минервы…
Все мелодии выскочили из головы, я стянула наушники и
дрожащими руками протянула их ему.
— Вы должны послушать это, — сказала я. —
Просто паранормальное дерьмо.
Часть IV. Сделка
Примерно семьсот лет назад болезнь, покончившая с Римской
империей, вернулась.
Человечество уже встало на дурной путь. Китай только что
пережил жестокую гражданскую войну, Европа перенесла разрушительный голод, и
надвигался небольшой ледниковый период. По всему миру температура падала,
зерновые погибали, и все страны нищали. То немногое, что осталось, сгорало в
горниле войн.
И тут в Азии появился неумолимый, смертоносный мор. В
некоторых китайских провинциях погибали девятнадцать из каждых двадцати
человек. Болезнь перекинулась в Европу, где убила треть населения. Самая
интенсивная часть этой вспышки продолжалось всего пять лет, но в целом в мире
умерли 100 миллионов человек.
Историки высказывали предположение, что эта Черная смерть
была бубонной чумой и ее бактерии распространяли крысы. Однако тут обнаружилось
явное несоответствие: слишком много людей умирало слишком быстро. Поэтому
некоторые считали, что это могла быть новая форма сибирской язвы, передающаяся
от животных к человеку. Другие полагали, что это вирус типа того, который
вызывает болезнь Эбола, внезапно эволюционировавший, начавший переноситься по
воздуху, распространившийся по миру через рукопожатия, кашель и потом
исчезнувший.
Но чем на самом деле была эта Черная смерть, откуда пришла и
почему так быстро исчезла?
Держите глаза открытыми — и поймете.
Магнитофонные записи Ночного Мэра: 313–314
ЗАХЛЕР
Офис студии звукозаписи «Красные крысы» выглядел фотлично. Может,
это и не самая крупная студия в мире — «Красные крысы» независимая
организация, — но они имели в полном своем распоряжении старый городской
дом в Ист-Твентис. Вводя нас внутрь, Астор Михаэле сообщил, что когда-то здесь
жила самая богатая нью-йоркская семья. Нижний этаж все еще напоминал банковское
помещение: антикварные медные ограждения вокруг конторки консьержа, двери из
твердого дуба, толщиной со словарь.
Здесь стояла целая очередь ребят, дожидающихся возможности
лично вручить свои компакт-диски и резюме. В основном они были одеты как для
сцены: глаза подведены черным, ногти тоже черные, рваная одежда и «могавки».
[46]
Все до одного стремились выглядеть глупо, но широко
распахнутыми глазами провожали нас пятерых, которых проводили внутрь, за медное
ограждение. Меня посетило странное озарение: «Мы — рок-звезды, а они нет».
