— Уже больше двух.
Я зашагал дальше по улице.
И тут услышал, как крики восторга за спиной сменились
криками страха.
Мы резко обернулись. Гидрант во все стороны выплевывал
черную воду, покрывая детей клейкой, блестящей пленкой. В воздух поднималась
густая темная дымка, в солнечных лучах отсвечивающая всеми цветами радуги, как
на пролитом масле. Дети отступили от гидранта, их почерневшая кожа блестела.
Пара малышей так и застыла под черным ливнем, громко плача.
— Что за черт? — прошептал Захлер.
Я сделал шаг вперед, но запах — землистый, зловонный,
гнилостный — заставил меня остановиться. Темное облако поднималось между
домами, взбаламученное, словно дым, и теперь ветер дул в нашу сторону. На
мостовой начали возникать маленькие черные пятнышки, все ближе и ближе — как
будто пошел внезапный летний дождь. Мы с Захлером попятились, глядя себе под
ноги. Капли блестели, словно крошечные черные жемчужины.
Гидрант «кашлянул» еще раз, выплюнув сильную черную струю, и
дальше пошла чистая вода. Облако над нами начало рассеиваться, превращаясь на
фоне неба в еле заметную темную дымку.
Я опустился на колени, вглядываясь в одну из черных капель.
Какое-то время она мерцала, отражая солнечный свет, а потом испарилась прямо у
меня на глазах.
— Черт побери, что это было, Мос?
— Не знаю. Может, в трубы просочилось топливо?
Дети настороженно поглядывали на гидрант, опасаясь, видимо,
как бы вода снова не почернела, но в то же время страстно желая искупаться.
Казалось, маслянистая пленка соскальзывает с их кожи, с шорт и футболок прямо
на глазах исчезали темные пятна.
Спустя минуту они уже плескались под струей воды, словно
ничего необычного и не произошло.
— Это совсем непохоже на топливо, — сказал Захлер.
— Ага. Скорее всего, просто вода в гидранте
застоялась, — ответил я, не желая думать об этом. Эта штука исчезла так
быстро, что почти можно было вообразить, будто ее и не было. — Ну, что-то
в этом роде. Пошли, мы опаздываем.
Комната Перл выглядела, как будто свалку скрестили со
студией звукозаписи, а потом взорвали.
Вдоль стен выстроились картонные коробки из-под яиц,
большие, двенадцать на двенадцать; такие обычно скапливаются у задней двери
ресторанов. Между долинами коробок поднимались извилистые холмы из них же,
изгибаясь, словно звуковые волны, которые они поглощали.
— Эй, у тебя же тут тонна всякого оборудования! —
воскликнул Захлер.
Его голос не создавал эха, практически не отражаясь от стен,
и звучал не громче, чем у полудохлого кота.
Я не раз говорил Захлеру, что мы могли бы точно таким же
образом сделать звуконепроницаемой его комнату, и тогда его родители перестали
бы вопить, чтобы мы приглушили звук. Однако нам всегда не хватало мотивации. А
может, картонных коробок из-под яиц.
Пол покрывали запасные кабели, светозащитные устройства для
выполнения спецэффектов, спагетти электрических соединений, удлинители, в
которые были воткнуты дюжины адаптеров, все с этикетками, показывающими, что
конкретно тут подключено. В одном конце комнаты возвышались две подставки с
электроникой со скрученными кабелями. Модули были расставлены строго по видам:
цифровые блоки, черные, без кнопок, блестящие арпеджиаторы, несколько
допотопных синтезаторов с аналоговыми шкалами и иглами — словно реквизит
старого научно-фантастического фильма, готовый к съемке.
Захлер нервно оглядывался по сторонам, видимо спрашивая
себя, не заглушит ли все это оборудование его маленькую дешевую электрогитару.
Я же задавался вопросом, зачем Перл, владелица всех этих клавишных
инструментов, рисковала угодить под падающую духовку, спасая какую-то
старомодную гитару.
— Где же ты спишь? — спросил Захлер.
Кровать была завалена компакт-дисками, кабелями, губными
гармониками и маленькими барабанами.
— В основном в комнате для гостей, — с заметной
гордостью ответила Перл. — Искусство требует жертв.
Захлер рассмеялся, но одарил меня многозначительным
взглядом. Кем-кем, а жертвой Перл не выглядела. Она не показала нам все
апартаменты своей матери, но даже увиденное было больше того, чем располагали
наши с ним родители, вместе взятые. Стены увешаны картинами, стеклянные витрины
полны дорогих безделушек со всего мира. На верхние этажи вела лестница, а в
вестибюле внизу мы миновали двоих охранников. Скорее всего, Перл видела
Тадж-Махал своими глазами.
Так с какой стати она вообще заинтересовалась этим
«Стратом», если явно могла позволить себе купить такой же? Может, она приучила
себя хватать все, что падает с неба?
Она явно разозлилась из-за нашего опоздания, словно это было
интервью или что-то в этом роде.
Я порылся в дисках на постели, пытаясь понять ее
предпочтения. Во что Перл по-настоящему «вдарена» — кроме старых индийских
гробниц, пунктуальности и звуконепроницаемости? Диски не дали мне подсказки. На
них вручную были написаны названия групп, о которых я никогда не слышал:
«Зомби-феникс», «Армия Морганы», «Нервная система»…
— «Нервная система»? — спросил я.
Перл издала стон.
— Это та группа, в которой я была раньше. Чокнутые
джульярды
[10]
… ну, и я.
Я бросил взгляд на Захлера: круто. У Перл не только полно
настоящего оборудования, она также знала некоторых настоящих музыкантов.
Значит, мы, возможно, не произведем на нее особого впечатления. Виртуозами нас
не назовешь — мы начали заниматься только в шестом классе. Возможно, репетиция
вообще окончится провалом.
— Вы выступали? — спросил Захлер.
— Да. В основном в их школе. Но у «Системы» не было
души. Нет, наверно, она была, но потом взорвалась. Вы собираетесь делом
заниматься?
«Стратокастер» успокоил мне нервы.
Гитара свисала с плеча, ее лакированная задняя сторона
холодила бедро. Струны были как шесть паутинок, с такой легкой реакцией, какой
мои пальцы в жизни не ощущали. Без подключения к электричеству я взял ми-аккорд
и с изумлением услышал, что даже падение с третьего этажа не сбило настройку
«Страта».
Перл нажала кнопку питания на усилителе Маршалла — огромном
старом звере с трубками внутри. (Зачем клавишник имеет под рукой гитарный
усилитель? Может, он тоже упал с неба?) Трубки разогревались медленно, шипение,
похожее на то, с каким разбивается о берег волна, постепенно усиливалось.
— Вам, ребята, обоим придется пользоваться этим
усилителем, — извиняющимся тоном сказала Перл. — Знаю, не самый
лучший вариант.
