Внутрь, напротив, хлынуло отвращение ко всему, что привело
меня на эту сцену: к Минерве, группе, «Стратокастеру» в руках. Ко всей безумной
идее славы, и лести, и даже самой музыке…
Я хотел отринуть все это, убежать от бессмысленных
сложностей и позволить зверю внутри взять верх. Спрятаться в каком-нибудь
далеком темном месте и глодать, глодать плоть и кости животных, чтобы они
полезли у меня из ушей.
Однако пальцы продолжали играть. Музыка удерживала меня на
месте, заставляя балансировать между любовью и ненавистью.
Я смотрел на сцену, избегая взглядом Минерву, но не мог
сделать так, чтобы ее пение не проникало мне в уши. Оно лилось из усилителей и
эхом отдавалось от стен клуба.
Кабели у моих ног пришли в движение, словно трепещущие змеи.
Оторвав от них взгляд, я посмотрел во тьму зала.
И тут-то и увидел, как все началось.
Что-то двигалось сквозь толпу от заднего конца зала к сцене,
приподнимая на своем пути вскинутые вверх руки зрителей, как будто волна,
несущая их на себе. Она разбилась о сцену, вызвав дикие крики удивления.
Земля грохотала под ногами.
Потом эта странная выпуклость возникла снова, на этот раз
двигаясь справа налево и тоже сопровождаемая криками. Именно в этот момент я
понял, что это не что-то невинное, типа как вскидывают руки во время игры в
бейсбол. Реальность искажалась у меня на глазах.
Сам пол волной вздымался и опадал; похоже на то, как это
выглядит, когда под ковром бежит крыса. Только на этот раз все происходило
гораздо сильнее — людей на пути волны подбрасывало в воздух, отшвыривало с
раскинутыми в стороны руками в толпу.
Мой острый слух уловил тоненький крик позади, я обернулся и
увидел, как Алана Рей исступленно повторяет:
— Нет, нет, нет…
Ее голос тонул в бухающем гуле большого риффа. Она, однако,
продолжала играть: музыка захватила и ее, заставила руки двигаться в привычном
ритме.
Прокатилась новая волна вздымающегося пола, еще сильнее.
Земля начала раскалываться, раскрываться, словно огромная молния, изрыгая
черную воду и треснувшие куски бетона. Удушающий запах ударил в нос.
Сейчас волна устремилась к сцене, но все мы продолжали
играть.
Некоторые люди пытались убежать с ее пути, пробиться сквозь
толпу, но большинство продолжали восхищенно таращиться на нас, слишком
загипнотизированные Минервой, чтобы двигаться. Это, конечно, был враг, тот
самый монстр, которого я видел в подземке. Минерва в конечном счете вызвала
его.
«Стратокастер» горел под моими пальцами, тело отторгало
музыку, которую мы играли, но я по-прежнему не мог остановиться.
Сейчас весь клуб наполняли вопли. Люди лезли друг на друга,
пытаясь пробиться в безопасное место, пытаясь увернуться от щелкающих зубами
пастей монстра, а он все ближе и ближе надвигался на нас.
И потом начали падать ангелы.
Они опускались с потолка на тонких, сверкающих в огнях рампы
нитях, спрыгивали на сцену и на монстра. Один раскачивался над левым набором
усилителей, другой над правым. Мечи вспыхивали в их руках, они рухнули на
усилители, протыкая мечами громкоговорители, отвечающие на удары громким,
высоким взвизгом — своеобразный контрапункт к большому риффу.
Несколько дюжин их опустились на монстра и в толпу, отгоняя
людей в стороны. Они заставили его остановиться, рубя мечами и ударяя длинными
стальными копьями. Его крики боли слились с визгом усилителей, и, в конце
концов, музыка стала терять свою слаженность…
Минерва начала запинаться, и чары развеялись.
Я был свободен! Сорвав ремень «Страстокастера» с плеча, я
схватил гитару за гриф, ненавидя ее всеми фибрами своей души. Поднял над
головой и с размаху ударил о сцену, и снова, и снова. Струны лопнули, сломанный
гриф изогнулся, словно свернутая шея цыпленка. Гитара гудела и взвизгивала, ее
предсмертные крики лились из немногих уцелевших громкоговорителей.
Вокруг меня все тоже прекратили играть. Со слезами на глазах
Алана Рей отбросила барабанные палочки и теперь неистово колотила ногами свои
ведра. Захлер просто стоял с открытым ртом, глядя на сражение в клубе. На
Минерву я вообще больше не мог смотреть.
Потом на сцену рядом со мной опустился ангел, одетый
(точнее, одетая) в черный костюм десантника. Тонкий кабель был прикреплен к ее
поясу. В одной руке она держала маленький предмет.
Я узнал ее: Ласи.
Я развернулся, надеясь сбежать и от нее, и от всего
остального: от этой группы, от этой музыки, от этой чудовищной твари, которую
мы вызвали. Но я даже не успел добраться до края сцены; Ласи настигла меня, схватила
за руку и развернула к себе. Крошечная игла сверкнула в свете огней. Я
почувствовал укол в шею и поддерживающие меня руки.
— Скажи «Доброй ночи», Мос, — прошептала Ласи.
От звука собственного имени меня чуть не вырвало, а потом
тошнота и боль растворились во мраке.
Часть VI. Турне
Никогда не было лучшего времени для пандемии.
Самолеты за один день могли доставлять людей в любое место
земного шара, и каждый год летали около полумиллиарда человек. Города стали
гораздо больше и гуще населены, чем когда-либо в истории.
Последним мором был испанский грипп, или так называемая
«испанка», возникшая в конце Первой мировой войны. (Пандемии любят войны.)
Болезнь распространялась по планете быстрее, чем что-либо до нее. В течение
года был инфицирован миллиард человек — треть тогдашней популяции. Скорость
распространения болезни настолько устрашала, что в одном из городов США
рукопожатия были запрещены законом.
И все это происходило еще до того, как самолеты смогли
летать над океанами, до того, как у большинства людей появились машины. В наше
время любая пандемия будет распространяться гораздо, гораздо быстрее. Для этого
мы создали ей все условия: перенаселенные города, быстрые перемещения и любые
войны, какие пожелаем. Что касается червей, они таким образом получили мотив,
средства и возможности.
Когда настанут последние дни, все будет происходить очень
быстро.
Магнитофонные записи Ночного Мэра: окончание
26. «Hunters and Collectors»
[60]
МИНЕРВА
Эти вонючие ангелы увезли нас.
Я пыталась объяснить им, что со мной все прекрасно — уже на
протяжении нескольких недель — и что Захлер, Перл и Алана Рей вообще не
инфицированы. Однако один взгляд на истекающего потом, клокочущего Мосси,
расколотившего свою гитару, убедил их в том, что все мы безумны.
Вот с этим у ангелов очень большая проблема: они думают, что
знают все.