— Все выходим, — сказала Ласи. — Но ступаем
как можно легче. Черви могут услышать наши шаги.
Я открыл дверцу со своей стороны и выглянул на улицу. Вся
она была в пятнах черной воды и чего-то липкого, красного.
«Вот дерьмо», — подумал я.
Всю свою жизнь я был верхним звеном пищевой цепи и практически
никогда не ценил этого: Инферны — это очень плохо, даже хуже наркоманов, так
мне казалось. Но черви… когда земля как бы разверзается и поглощает людей… это
просто подло.
Я осторожно опустил на улицу одну ногу, потом другую,
чувствуя, как нервная дрожь пробегает по телу. Асфальт казался хрупким, типа
льда на озере в Центральном парке, если ступить на него ранней весной. Ноги
сопротивлялись, но я заставил себя сделать первый шаг, хотя чуть не вскрикнул,
вообразив, будто из-под земли вырвалась голодная пасть и схватила меня за ногу.
Но это был просто кусок старой жвачки, нагретой солнцем. Он
прилип к моей подошве и при каждом шаге издавал хлюпающий звук.
Ангелы повели нас в длинный, изогнутый проулок. Старомодный
булыжник был разбит и выворочен, в нескольких зияющих дырах бурлили скопища
крыс. При виде всех этих покрытых мехом тел меня снова пробрала дрожь. Кэл и
Ласи говорили, что крысы вроде бы на нашей стороне, что они сохраняют в себе
паразита, а потом выносят его наверх, когда начинают подниматься черви. Но что
в этом хорошего, лично мне было не понять…
Мы медленно крались по проулку, обходя стороной проделанные
червями дыры. В конце стоял старый дом, на его крыльце во множестве сидели
молчаливые, бдительные коты.
Взгляды их красных глаз провожали нас, когда мы входили
внутрь.
На полу и впрямь была красная линия.
Легкий ветерок дул в ее сторону; ощущение было такое, будто
рука мягко давит на спину. Кэл объяснял, что весь воздух в доме движется к
доктору Проликс, унося ее древние микробы от нас в большую печь, где они
сгорают. Она обладает иммунитетом к собственным заболеваниям, поскольку
инфицирована, как и остальные ангелы, но у нас возникнут проблемы, если мы
подойдем слишком близко. Даже Кэл и Ласи не переступали черту. Не хотели, чтобы
их фотличное обмундирование ниндзя сожгли, решил я.
Я держался у задней стены, настолько далеко, насколько это
было возможно. И не только от Леди Чумы, но и от странных кукол, выстроившихся
рядами на полках ее офиса. Из их растрескавшихся голов торчали очень похожие на
настоящие волосы, и на всех лицах застыла улыбка.
Ребятишкам прошлого, должно быть, нравились ведьмы.
— Ты та, кто поет, — заговорила доктор Проликс,
игнорируя всех нас и вперив взгляд в Минерву.
Голос у нее был сухой и шуршащий, типа, когда потираешь друг
о друга листы бумаги. Лицо без морщин не выглядело старым, если не считать
того, что кожа была очень тонкая, а улыбка чопорная. Она походила на
собственных кукол, только с блестящими человеческими глазами.
— Да, это я, — еле слышно ответила Минерва.
— И где ты научилась этим песням, молодая женщина?
— Когда я только заболела, то чувствовала, как что-то у
нас в подвале зовет меня, делает, типа…
Она захихикала.
— Сексуально возбужденной? — подсказала доктор
Проликс.
— Да, наверно. Я спускалась туда в лихорадке и слышала
доносящийся из трещин шепот. Ну и начала записывать то, что слышала.
Я сглотнул. Мне никогда и в голову не приходило задуматься,
откуда берутся ее стихи, но, с другой стороны, Минерва никогда и не говорила о том,
что они поднимались из-под земли. А ведь могла бы.
— Могу я кое-что послушать? — спросила доктор
Проликс.
— Ммм… По-вашему, это хорошая идея? — спросила
Перл.
— Не пой, дорогая, — сказала старая
женщина. — Просто скажи что-нибудь.
Минерва задумалась и потом прочистила горло.
Она произнесла несколько слогов, сначала нечетко, с
остановками, как будто кто-то пытается имитировать бульканье раковины. Потом в
ее речи появился ритм, а странные звуки начали складываться в слова.
Дальше Минерва перешла к стихам и рефренам, произнося их
нараспев. Я узнал некоторые фразы из второй песни, и мои пальцы бессознательно
задвигались, играя в воздухе басовое сопровождение. Я так увлекся, что не
заметил, когда она начала петь.
Пол немного задрожал. Возможно.
— Прекрати! — рявкнула доктор Проликс.
Минерва замолчала, встряхивая головой, как будто ее вырвали
из транса.
— Извините.
— Мне всегда было интересно, как это работает, —
сказала доктор Проликс.
— Как это работает? — спросил Кэл. — Что
«это»?
— Последний раз враг приходил семьсот лет назад, еще до
моего рождения. Однако Ночной Мэр уже родился к концу тех времен.
Я удивленно вытаращился. Ладно, эта женщина говорит о
столетиях… о том, что живет на свете уже столетия. Я чувствовал, как мозг
пытается отключиться, типа как когда какой-нибудь сумасшедший разглагольствует
в подземке, а ты хочешь, но не можешь перестать слушать.
Доктор Проликс вытянула над своим столом руку.
— Ты когда-нибудь задумывался, Кэл, как удавалось
справиться с предыдущими вторжениями? Без сейсмографов? Без уоки-токи и сотовых
телефонов?
— Ммм… Может, они не так уж хорошо и
справлялись? — сказал он. — Конечно, у них на пути не вставала
национальная безопасность, затрудняя доставку лекарств в районы вспышек, и не
существовало подземных туннелей, по которым враг теперь может забираться очень
далеко. Но им приходилось очень нелегко. Сколько они потеряли в последний раз?
Двести миллионов человек?
— И все же человечество выжило. — Она сложила
руки. — Согласно легенде, им не нужно было ждать, пока черви поднимутся.
Некоторые инферны, называемые бардами, были способны вызывать их на
поверхность. Дозор устанавливал ловушки и засады, убивая врага тогда и там, где
ему было удобно.
Кэл вздохнул.
— И мы верим в это?
Доктор Проликс кивнула.
— Ночной Мэр еще ребенком видел, как это происходило.
Видел, как женщина вызывала червя. — Ее блестящий взгляд скользнул по
нашим лицам. — Вместе с пятнадцатью барабанщиками, звонарями, человеком,
трубящим в раковину моллюска, и огромной толпой, ждущей, когда произойдет убийство.
«Раковина моллюска? — подумал я. — Замечательно.
Похоже, мне придется освоить еще один инструмент».
— Парень, — сказала Ласи, хлопнув Кэла по
плечу, — почему ты никогда не рассказывал мне об этом?
— Сам впервые слышу, — пробормотал он.
— Некоторые старые методы утрачены. — Доктор
Проликс перевела взгляд на свои руки. — Многие из нас сгорели во времена
инквизиции.
