Он поравнялся с массивным двухэтажным домом, посмотрел по сторонам и для порядка проверил по бумажке описание дома. На улице, застроенной развалюхами, этот дом был такой только один. Но Курт волновался и поэтому мешкал.
Подъезд заменяли широкие металлические ворота. В левой створке наличествовала дверь с зарешеченным окошком — низкая и почти квадратная. Чтобы протиснуться в этот проем, нагнуться пришлось бы даже человеку среднего роста (что, возможно, было хитроумным тактическим трюком).
Волк поднял лапу и дернул за шнурок, висевший у косяка.
Внутри зазвенел колокольчик.
Потянулись секунды ожидания. Курт прислушивался и нюхал воздух, стараясь уловить любую опасность до того, как она подкрадется к нему на расстояние удара. Он даже поднял голову, но, как и ожидалось, окон второго этажа разглядеть не смог.
Улица была совершенно пуста. Она лежала на окраине Клоповника, а потому путешествие Курта длилось относительно недолго. Тем не менее где-то поблизости бурлила недобрая деятельность. Пузыри взбухали и лопались на поверхности этого месива кровавыми пятнами. В отличие от бульвара Сансет, Клоповник не спал никогда.
Первым открылась форточка, забранная мелкой сеткой (не настолько тем не менее мелкой, чтобы в ячейку не пролез ствол пистолета). В проеме показалось чье-то лицо — желтое и круглое, будто полная луна. Глаза, похожие на маслины, уставились на посетителя.
Сказать, что безволосый был не слишком красив, означало ничего не сказать.
Разглядеть, был ли он лыс, пока не представлялось возможным.
— Чего надо? — послышалось из форточки.
— Хью. Нужно поговорить.
— А ты кто такой? — пренебрежительно поинтересовался собеседник.
— Сначала впусти, — ответил волк. — А потом я отвечу на вопросы. Но только Хью. Он дома?
Из оконца донеслось недовольное бурчание. Дверца захлопнулась, и пару мгновений царила тишина, если не считать отдаленных голосов. Расслышать, о чем они совещались, было невозможно. Однако совещание длилось недолго — раздался металлический лязг, квадратная дверь распахнулась. Внутри было темно.
Волк не спешил, а потому застыл на пороге, всматриваясь. Метрах в двух стояли две фигуры. Один, чью луноподобную физиономию Курт уже видел, был высокий и тощий. Второй, широкоплечий здоровяк, сутулый и грузный, походил на гориллу. Оба стояли неподвижно, свесив руки по бокам. В их позах не было угрозы, а потому Курт, пригнув голову, переступил металлический порог, ни на мгновение не сводя глаз со странной парочки.
Те тоже следили за каждым его движением. Когда Курт оказался внутри, в просторном и темном помещении, угрюмая парочка расступилась. Волк принял приглашение, проскользнув меж высокими фигурами как сквознячок, и остановился на расстоянии пары метров. Он знал, что хамелеоны способны смотреть в разные стороны одновременно, однако для волков это тоже не было особой проблемой.
“Горилла”, не произнося ни слова, подошел к двери и задвинул засовы. Затем потянулся к стене, где обнаружился массивный рубильник. Клацнуло, что-то затрещало. Под потолком, мелькая, словно умалишенные светлячки, загорелись галогенные лампы.
Скоро разнобойное мерцание стабилизировалось, превратившись в холодный, стерильно-белый свет, которого, впрочем, не хватало, чтобы рассеять темноту по углам. Для помещения таких размеров ламп было немного, к тому же большинство их находилось на другой, дальней половине потолка. Тот, кстати, представлял собой голую бетонную поверхность, покрытую, словно татуировкой, стальными креплениями, проводами, желтыми коррозийными пятнами…
Помещение оказалось гаражом.
Во всяком случае, Курт так решил, заметив поодаль четыре автомобиля на разных стадиях сборки-разборки. У двух отсутствовали двигатели, не говоря уже о колесах и других частях. Стоило лишь появиться электричеству, как, помимо ламп, ожили и более сложные приспособления: два робота-механика, не мешкая, вернулись к привычному делу — принялись чем-то тарахтеть, что-то варить, навинчивать и откручивать. У обоих было по четыре руки, оборудованные всем необходимым инструментарием. Ног не было вовсе, потому как роботы свисали с особых стапелей на потолке. С него же протянулись провода электропитания, масла или чего-то еще. Андроиды так резво приступили к работе, как будто кто-то вторично вдавил кнопку “пауза” в их электронных мозгах.
Обозрев все это в течение пары секунд, Курт вновь повернулся к парочке. В мертвом галогенном свете проступили кое-какие детали. У “луноликого”, к примеру, обнаружился горб. А “горилла” оказался еще более зловещим, нежели в полумраке. У него были огромные, покрытые множеством шрамов (причем некоторые были еще свежими) ручищи. Лицо походило на кусок дубленой кожи — кто-то, потехи ради, обозначил углем глаза, сделал пару дырок, заменявших нос, и тонкий разрез — рот. Губ, казалось, не было совсем. От ушей остались рваные выступы.
Волку не составляло труда понять, что из этих двоих “горилла” наиболее опасен. Хотя и “луноликого”, впрочем, также не следовало сбрасывать со счетов раньше времени (слишком уж усердно тот кутался в свое одеяние), — в складках его бесформенной черной хламиды можно было без труда припрятать массу всяких сюрпризов.
На голове “луноликого” также был глубокий капюшон. “Горилла” ограничился символическим “ежиком”.
Оба обстоятельства вызывали определенные сложности.
— Кто из вас Хью? — спросил Курт. Парочка быстро переглянулась.
— Никто, — ответил “горилла”. — Его здесь нет.
— А ты кто такой? — небрежно поинтересовался горбун.
Курт покачал головой:
— Мое имя ни о чем вам не скажет. Если Хью здесь, я хотел бы с ним переговорить. О серьезном деле, — добавил он.
— Наш шеф — серьезный чувак, — осклабился “луноликий”.
— Ты можешь изложить нам суть своего дела, — добавил “горилла”. — Мы уж постараемся решить, такое ли оно серьезное, как ты говоришь… Другого пути я не вижу, парнишка.
Курту очень не понравился пренебрежительный взгляд уродливого безволосого. Тем не менее он и сам не видел другого выхода. Можно было, конечно, прорваться с боем к видневшейся в противоположном углу двери, над которой горело квадратное оконце. Судя по всему, именно там находился кабинет Хью. С наступлением ночи Клоповник наливался настоящей жизнью. Агент наемников, вероятно, мог отсутствовать на рабочем месте по единственной причине — если еще не встал с постели.
Как бы там ни было, Курт не решился это проверять. Если он расшвыряет этих увальней, то и с Лысым Хью, окажись тот вправду на месте, вряд ли получится серьезный разговор.
Подняв руку, волк снял капюшон.
При этом ему пришлось приложить немалое волевое усилие, чтобы подавить дрожь в кончиках пальцев. Ни разу в жизни он не показывал своего лица безволосому. И, можно полагать, такого не делал и никто другой из стаи. Это столь недвусмысленно вытекало из смысла и буквы Заветов, что сама мысль об этом ужасала.
