Ни к какой внешней антенне, разумеется, аппаратура не крепилась. Внутри проигрывателя обнаружились добрые три десятка дисков: преимущественно художественные и научно-популярные фильмы. Курт просмотрел оглавление. Его вниманию были предоставлены исторические драмы и боевики (герои которых, нужно полагать, без особых раздумий пускали в ход холодное оружие любых размеров и калибров…). В конце концов, это было неплохо, и все-таки с большей охотой Курт посмотрел бы какие-нибудь новости. Вот только какой в этом прок — здесь, в Клоповнике, где объективное время играло роль отжившего рудимента?
Волк улегся поудобнее и приступил к просмотру. Первым шел “Гладиатор” с Расселом Кроу.
Примерно два часа спустя, когда Спартак уже готовился вонзить клинок в императорское сердце (новая, адаптированная версия фильма), за дверью вновь загремели шаги.
Как и в предыдущий раз, это были Нож и Топор.
Волк непроизвольно убавил звук динамиков. Он успел было решить, что Таран передумал и помощники явились забрать добро, когда дверь вдруг распахнулась. Парочка явилась не налегке, как Курту показалось вначале. У Ножа из руки свисала рукоять аппарата, похожего на портативный трансформатор. В другой руке был смотанный кабель. Его, не говоря ни слова, парень и подключил к распределительному щитку.
Проектор и проигрыватель продолжали работать. В каменных стенах грохотали звуки восстания. Это походило на волны прибоя — лязг оружия, вопли и стоны, команды “На приступ!”.
Волк, не отрываясь, глядел на безволосых через прутья решетки.
Нож молча поставил аппарат на пол, отсоединил от него другой кабель, с менее толстым сечением, и, размахнувшись, забросил внутрь камеры. На конце, как оказалось, крепился позолоченный штекер. Курт опустил взгляд — блестящая штуковина лежала на расстоянии полуметра от койки. Что это значило, он затруднялся сказать.
Однако ему все объяснили.
Топор качнул рукой, в которой держал пульт управления. Вокруг волчьей шеи пробежали электрические волны, поднимая шерсть дыбом. Это было не столь болезненно, сколь многообещающе.
— Втыкай штекер, — велел Нож.
Курт озадаченно огляделся по сторонам. Вокруг, если не считать кровати, не было вообще ничего, во что можно было “воткнуть штекер”. К кровати же, в лучшем случае, штекер удалось бы разве что привязать.
— Не строй из себя идиота, — буркнул Топор. — Втыкай штекер в ошейник и сиди отдыхай.
Сколь ни было велико изумление Курта, лапа сама собой потянулась к ошейнику. Там, аккурат против сонной артерии, обнаружилось миниатюрное гнездо, в присутствии которого было что-то мистическое. Курт был уверен, что прежде поверхность ошейника представляла собой гладкую, местами неровную поверхность, в которой, тем не менее, отсутствовали какие-либо розетки и гнезда. Пропустить такую деталь волк просто не мог. Объяснение могло быть одно — гнездо открывалось по команде “кулона”. Следовательно, решил Курт, таким же образом мог открываться и ГЛАВНЫЙ замок…
Как бы там ни было, все эти соображения отступили на задний план, уступив место гневу.
Он, волк, должен собственноручно подкармливать паразита, который присосался к его шее?! Это было немыслимое, вопиющее издевательство, которое просто не умещалось в голове.
Курт не двинулся с места. Безволосые переглянулись. Нож кивнул, и Топор перебросил пульт в правую руку.
Несколько мгновений спустя шею Курта снова сдавило огненным обручем. Напряжение росло и росло. Волк стиснул челюсти от боли, перед глазами его поплыли багровые пятна. Он пытался вдохнуть и не мог, сам воздух, казалось, раскалился добела и обжигал горло.
В сознании его пульсировал единственный вопрос: сколько это может продлиться? Вернее — на какое время хватит аккумулятора? Только это имело какое-то значение. Все остальное он мог перенести.
Безволосые заворожено наблюдали за волком.
Боль тем временем усиливалась — она достигла почти того же уровня, что и в первый раз.
Курт понял, что испытать заряд аккумулятора ему так и не удастся. Он потеряет сознание много раньше, не получит важной информации и, кроме того, пустит псу под хвост все предыдущие старания, потребовавшие так много от его актерского дара…
Шатаясь, он поднялся на ноги и поднял черный кабель. Тот казался некой жуткой фантазией, связующей пуповиной меж паразитом и его энергетической маткой…
Тем не менее стоило волку поднести штекер к шее, как боль ослабла, что показалось ему невероятным блаженством. Он нашарил гнездо и вставил в него позолоченный штырь. В следующую секунду боль исчезла, будто ее не бывало. От шеи же Курта к трансформатору протянулся лоснящийся, как змеиная кожа, черный кабель.
Нож и Топор, невзирая на свой грозный вид, были не более чем вышколенными лакеями, а потому не позволили злорадству, которое плясало у них в душах, вырваться наружу. Они действовали в соответствии с инструкцией. Терзать узника более, чем требовали обстоятельства, Хэнк наверняка запрещал.
Трансформатор весело пискнул; на черном корпусе загорелся алчный салатово-зеленый глаз. Черный кабель, казалось, и впрямь превратился в змею, по шкуре которой бежали раскаленные искры.
Курт сел на койку и уставился на безволосых.
Те беззастенчиво ухмылялись. Затем, переглянувшись, вновь обменялись кивками. Нож направился к лестнице.
Топор остался — прислонившись к стене, он принялся ждать, поглядывая на голографического Спартака, настоящего волка и изредка — на антикварные часы, что крепились к поясу блестящей цепочкой. Черный пульт ни на секунду не покидал сильные пальцы.
Взгляд, направленный сквозь прутья решетки, был хмур и задумчив. Мысли “безрукавочника”, похоже, отличались обилием острых углов. Но волку было плевать. Он сидел, дожидаясь, покуда паразит на шее всосет нужную дозу энергии.
Примерно через полчаса глаз трансформатора из зеленого превратился в ярко-красный. Топор вздрогнул и, не проронив ни слова, схватил лоснящийся кабель. Золотой штекер покинул гнездо. Влажного чмоканья, как ни странно, не последовало, хотя в воздухе прошипела тонкая нотка неудовлетворения. Гибкая змея, извиваясь, проползла по полу задом наперед, звякая блестящей головой об каменный пол, пока не скрылась между прутьев решетки. Топор смотал ее и закрепил на трансформаторе. Основной кабель питания пришлось взять в левую руку.
Не говоря ни слова, безволосый вышел.
Дверь сухо лязгнула. Щелкнули запоры. По лестнице, удаляясь, загремели шаги, покуда не стихли наверху. И финальным аккордом на поверхности хлопнула последняя дверь.
Курт вновь улегся на койку. Смотреть “Спартака” расхотелось.
Так прошел первый день в рабстве.
Два следующих походили друг на друга, как братья-близнецы. Последовательность эта была воистину пугающей.
По утрам волка будили шаги на каменной лестнице. Несли завтрак — уже не Нож с Топором, а двое других “безрукавочников”. Один опасливо протискивал поднос между полом и решеткой, пока второй караулил у двери. Насколько Курт видел, ни у того, ни у другого не было “кулона” (как, впрочем, и ключа от решетчатой двери, а потому Хэнку не было нужды расставаться со своей побрякушкой). Но, по сути, это лишало всякого смысла какие-либо покушения — как из-за решетки, так и с другой стороны.
