Всего было две попытки.
Попытка первая. Курт, сидя на койке, исподлобья смотрел на “адъютантов”. У самых его ног лежал гладкий черный провод с золотым штекером. Волк даже не думал поднимать его с пола и в то же время не спешил отбрасывать прочь — на всякий случай (хотя намерения его были тверды, как кремень). По аналогичной причине не следовало производить каких-либо деформаций шнура или штекера (например, откусывать змее ее золотую головку). Запас запчастей не мог быть неиссякаемым, однако Курт знал — вряд ли ему позволят безнаказанно приводить имущество в негодность. Ошейник подлежал зарядке независимо от того, в сознании “пациент” или отключился, так что у тюремщиков не останется выбора. А регулярный “шок”, равно как и транквилизаторы, могли весьма пагубно сказаться на здоровье.
Как бы там ни было, в данный момент Курт намеревался проверить другое.
Безволосые, похоже, чувствовали себя не в своей тарелке. Ситуация складывалась нештатная.
Переглянувшись, тюремщики синхронно кивнули.
Нож взял пульт поудобнее и вдавил одну из клавиш. Шею волка сразу же сдавило невидимое кольцо, у него перехватило дыхание, во рту мгновенно пересохло. Сила тока росла с каждым мгновением.
Какую-то вечность спустя Курт уже не мог распознать, что за фигуры стоят по другую сторону решетки. Вскоре боль пошла на убыль, однако ощутимого облегчения это не принесло. В этот же момент обнаружилось исчезновение одной из фигур. Затем, когда волк, перемогая боль, вновь поднял голову, фигур было уже три. Прибывший стоял на двух толстых, кряжистых столпах.
Курт обессилено уронил голову.
Черная змея хитро подмигивала с пола золотым глазом. Но Курт не мог и ногу поднять, чтобы придавить мерзкое отродье к каменным плитам. Считанные секунды спустя боль практически исчезла, оставив после себя лишь неприятное покалывание. “Подними”, — настоятельно советовал чей-то голос. Волк чувствовал, как сила вновь вернулась в конечности. Это помогло ему стиснуть кулаки до боли и упрямо покачать головой. Он помнил, что черная гладкая змея каким-то образом связана с избавлением от электрических мук. А еще помнил, что делать этого ни в коем случае не следовало.
Останутся ли у него силы, когда ошейник исчерпает заряд, можно было только гадать. Но еще накануне Курт был совершенно уверен, что его тюремщики сотню раз подумают, прежде чем ринутся сломя голову в камеру. Сперва его будут морить голодом и снова соблазнять черной змеей, и лишь потом пойдут на такие меры, как транквилизаторы. Именно поэтому Курт почти неделю упорно прятал под подушкой хлеб, однако всякий раз, возвращаясь с тренировок, находил лишь жалкие крошки…
А затем боль в рекордный срок вознеслась до пикового накала. Лампочка продолжала мерцать под потолком. Ее лучи, казалось, медленно-медленно протянулись к волку, будто длинные белые лезвия. По мере приближения они темнели и багровели.
Затем свет полностью исчез за этим частоколом.
Курт погрузился в липкую тьму.
Попытка вторая. Она была более хитроумной. По сравнению с первой, напоминавшей безыскусную атаку монголо-татар, вторая вплотную приблизилась к такой изощренной тактической уловке, как троянский конь. Волк тщательно продумал каждую деталь этого плана. Это было некое соединение предыдущей попытки и одной из первых выходок Курта.
Когда пришло время в очередной раз “кормить” паразита — это делалось раз в двое — трое суток, — Курт встретил “адъютантов” мрачным взглядом, сидя на койке. Те бросили в камеру своего златоголового змея и замерли, дожидаясь от узника определенных действий. Но он, похоже, опять закапризничал.
Нож потянулся к “кулону”.
После первой попытки прошло три дня. Негативный результат — тоже результат. Тюремщики каким-то образом знали, сколько энергии осталось в ошейнике. По самым скромным прикидкам, ее было достаточно, чтобы дважды подряд “вырубить” волка мощным ударом, если вдруг одного окажется недостаточно.
Волк понимал, что еще полностью не оправился и не сможет тягаться с электрическим палачом. Но сегодня это было и не обязательно. Ему требовалось всего-навсего изобразить обморок, а не потерять сознание на самом деле.
Поэтому, как только электрические иглы вонзились в шею, Курт принялся разыгрывать дикое недомогание. Собственно, ощущение и без того было не из приятных. Волку же требовалось создать впечатление, что он вот-вот лишится чувств. Нож продолжал давить на клавишу, — ощущения вплотную приближались к актерскому образу, в который Курт старался закутаться, словно гусеница — в кокон. (Если очень повезет, из этого кокона появится бабочка, появление которой станет для всех смертельной неожиданностью.) Это несколько облегчало задачу, если в данной ситуации вообще было уместно говорить о облегчении…
Когда электрические иглы превратились в настоящие сверла, волк понял, что настал кульминационный момент. Он сполз с койки на пол, где и распластался беззащитно-уязвимой тушей (во всяком случае, так должно было все выглядеть). Для пущей достоверности он напоследок даже слабо дернул ногами.
Настала тишина.
Курт лежал и не двигался. Темные фигуры застыли на периферии зрения. Они тоже не двигались и, без сомнения, пристально изучали содержимое камеры на предмет какой-либо сознательной деятельности. Волк замедлил дыхание, будто погружался под воду, — ванна в убежище была одна на всех, однако более напоминала неглубокий бассейн. Волчье сердце билось все реже и тише, покуда не превратилось в отдаленную, зловещую пульсацию. Так дышит древнее чудовище в пещере, куда еще не ступала нога спелеолога…
Электрическое покалывание вначале стихло, затем исчезло совсем. И — почти сразу — объявилось ослепительной вспышкой. Волк даже не вздрогнул, потому как ожидал чего-то в этом роде. Вспышка исчезла, не оставив и следа. В паразите на шее еще теплилась жизнь.
Курт и сам не мог бы сказать, сколько времени прошло.
Возможно, полчаса. А может, и час. Это было не важно. Никто не привел Тарана, сами же “адъютанты” стояли за решеткой, молчали и ждали. В словах не было особой необходимости: если волк и впрямь лежит без сознания, то ничего не услышит. А если притворяется, то, согласно сценарию, станет молчать до последнего.
Поэтому безволосые просто-напросто отключили обогреватели, что гнали в камеру теплый воздух. Внутри каменных стен моментально начала концентрироваться промозглая сырость.
Так оно и продолжалось. Время неспешно капало в вечность.
Курт, дрожа от холода, поднялся с каменного пола, взял штекер и воткнул в разъем.
Трансформатор довольно мигнул зеленым глазом.
Таким образом, обе попытки завершились сокрушительным провалом. Сколько Курт ни напрягал мозг, выхода не находилось. То есть один выход, конечно, был, однако Курт отбрасывал мысль о самоубийстве.
Все же остальное, приходившее в голову, было полной чепухой. В этом он был похож на какого-нибудь книжного героя либо (что чаще) злодея, попавшего в подобную же передрягу.
