«Значит, мы будем работать, – хотелось сказать так, чтоб раз и навсегда прекратились эти глупые разговоры о замужестве. – Я и Ижицын – даже не смешно. И дело не в том, что он некрасив и странен, дело в том, что я – далеко не мечта олигарха».
– У тебя самооценка заниженная, – заявила Динка и, толкнув дверь, вошла в холл. Сумеречно, сквозь узкие окна проникает свет, но остается где-то вверху, запутавшийся в каменной сети полуарок.
– Добрый день, – толстая краснолицая женщина глядела на нас неодобрительно. Не знаю, может, следовало позвонить? Или постучать? Как-то неприлично без стука вламываться.
– Вам чего? – Женщина, державшая в руках изрядно запыленную тряпку, обращалась к Динке. Смотрела на Динку. Спрашивала у Динки, и пусть тон вопроса выдавал крайнюю степень раздражения, но мне вдруг стало обидно – прислуга и то внимания не обращает, а Динка о замужестве.
– Явно не тебя. Евгений где?
– Отъехали, – почти радостно ответила женщина.
– Ну так мы подождем. Правда, Вась?
Не знаю. Неудобно как-то. С другой стороны, мы ведь контракт подписали, договорились, что сегодня работать начнем, а он уехал. Вот так, поломав все договоренности. Динка же, расстегнув пальто, прошествовала к ближайшему дивану, плюхнулась и велела:
– Чаю принеси. Мне – зеленый, без сахара. Две таблетки сусли. Ей – черный, сахара полторы ложки. Лимона не надо.
– Чего? – женщина от подобной наглости оторопела.
– Того. И усвой на будущее, что мы тут не гости, мы тут работать будем. Ясно?
– Работать? Так вы это, того, которыя музей делать будут, что ль? Ну так это, вам вниз идти велено. – Кривовато усмехнувшись, она добавила: – Коллекцию разбирать.
Коллекция Евгения представляла собой груду разномастных коробок, изрядно запыленных и совершенно неподходящих для хранения вещей сколь бы то ни было ценных.
– Боже! – Динка зажала пальцами нос. – Ну и вонь!
Пахло и вправду неприятно – застоявшимся воздухом, сыростью и гнилью. Надеюсь, что не от коробок.
– Он что, и вправду думает, что я буду возиться с этим? – Динка провела пальчиком по ближайшему ящику и, брезгливо сморщившись, вытерла руку о халат. Халаты нам выдали темно-зеленые, долгополые, расчерченные резкими острыми складками на квадраты. Верно, закупленные вместе с домом, они хранились где-нибудь в шкафу, поджидая, когда дойдет очередь до коллекции и до них.
– Вась, это ведь… это я даже не знаю как назвать! Сказочный бардак! – Динка даже в убогом зелено-мятом убранстве умудрялась выглядеть если не божественно, то хотя бы прилично. – Знаешь, кажется, я не готова здесь работать!
Я молча открыла ближайший ящик. По правде говоря, я тоже не была готова, более того, я крупно сомневалась, что здесь сохранилось с чем работать – судя по запаху, коллекция либо уже сгнила, либо догнивает. В подтверждение мрачных прогнозов из-под коробки выбрался здоровенный черный таракан.
– Ты как хочешь, – Динка наступила на таракана и, брезгливо скривившись, вытерла подошву о пол, – но я пошла наверх. Пыль, чтоб ты знала, вредна для кожи, а на плесень у меня вообще аллергия… если объявится хозяин этого… убожища, скажи, что… что-нибудь скажи. Пусть хотя бы насекомых потравит для начала… коллекционер. Господи, ну и мерзость.
Мерзость. И преступление подобным образом обращаться с дорогими, может быть, даже бесценными вещами.
Пропыленный, завернутый в обыкновенную холстину гобелен был похож на тряпку, ветхую, подпорченную молью, выцветшую до того, что рисунок скорее угадывался, чем просматривался. Книга… прикасаться страшно, до того ветхая, страницы потемнели – не столько от времени, сколько от влаги, местами слиплись, местами пошли тонкой пленкой плесени… а вот браслет, серебряный, без камней, зато украшенный затейливым орнаментом… серьга, всего лишь одна, но видно, что изготовлена в пару к браслету. Ладья из слоновой кости…
– Работаете? – Откуда появился Евгений, я не поняла, скорее всего, через ту же дверь, что и мы с Динкой, просто я слишком уж увлеклась, вот и не услышала. – Напугал? Прошу прощения.
Он потянул носом воздух, чихнул и, чуть покраснев, заметил:
– Странный запах.
– Ваша коллекция догнивает. – Не знаю, что на меня нашло, но… – Вы понимаете, что вы наделали? Это… это хрупкие вещи! Они требуют особых условий! Внимания, заботы… а вы… вы… вы их погубили!
– А где ваша подруга? Дана, да? – поинтересовался Евгений. – Она ушла, да?
– Нет, за ящиками прячется. – Давно я так сильно не злилась. А он не обращает ни на мою злость внимания, ни на испорченный, быть может безвозвратно, гобелен, ни на книгу, ни даже на шахматную ладью, которую я держу на ладони. Ему плевать на коллекцию и на меня тоже, ему Динка нужна. Динка-Льдинка, Динка-блондинка, он нарочно все придумал, чтобы ее заполучить, а я так – бесплатное приложение.
– Извините, неудачная шутка. Дина вышла.
– Это вы извините, я и вправду недосмотрел. – Он взял в руки рассыпающуюся книгу. – Занят был. Отправить-то отправил, а вот посмотреть, как довезли, куда разгрузили… Я ж не коллекционер, я купил и…
Ижицын замолчал, наверное, не зная, что сказать дальше. А я не знала, что ответить. Сказать, что если не понимает, то не нужно было и лезть? Или что его безответственное отношение дорого ему обойдется? Ну так по какому праву я считаю чужие деньги?
– Игорь говорит, что я дурью маюсь. Думаете, прав? – Ижицын положил книгу, бережно смахнул с обложки пыль.
– Не знаю.
Он кивнул, развернулся и вышел. Вот так, мог бы хоть спросить, во сколько реставрация обойдется. Правда, все равно не отвечу – не знаю.
После ижицынского визита и гнев, и раздражение прошли, дальше работала спокойно, даже как-то равнодушно. И почти не расстроилась, что Динка не вернулась.
В полдень в подвал заглянула та самая женщина с тряпкой, встретившая нас сегодня утром, обвела устроенный мною беспорядок цепким взглядом и, крякнув, сказала:
– Пошли, что ль, обедать, художница. Как звать-то?
– Василиса.
– А я Рената. Леокадьевна, если по отцу-то… Ну пошли, Василиса, покажу наше хозяйство.
Кухня располагалась в левом крыле и поражала воображение размерами да дикой смесью современной хромированно-сияющей техники со старыми, оставшимися, наверное, с прошлой жизни дома, предметами. Глиняные горшки на потемневшей деревянной полке, фартук из белой крупной плитки, кирпичная кладка рядом с известкованной стеной, тяжеленный стол через все помещение и изразцовая печь.
– Это Галка, она кухарит.
Крупнотелая женщина в ярко-голубом, не по сезону легком платье кивнула. Лицо у нее было круглое, доброе и какое-то мягкое, что ли. Накрыли на том самом огромном столе.
– Привинченный, – пояснила Галина. – Хотели убрать, да оказалось, что только если с полом, а пол трогать Евгений Савельич запретил. Да и то, хороший стол, крепкий. Умели делать.
