– Да из-за пустяка. Старуха, пока здесь жила, со всеми соседями рассориться умудрилась, с каждым вторым судилась. А поскольку многие дела решались в ее пользу, – Алексей нервно улыбнулся, – то соседи в конце концов объединились в своей обиде и изгнали бабушку из общества. Выбирайте.
Луковский долго и придирчиво осматривал кии, но сумел-таки подобрать по руке. Алексей легким кивком одобрил выбор.
– Разбивайте! – приказал князь. Федор слегка волновался, ему хотелось показать свое умение и хоть как-нибудь реабилитироваться в глазах князя за позорное вчерашнее падение. Затем мысли о вчерашнем дне отошли на второй план, освобождая место простому удовольствию от игры. Игралось легко, шары летели туда, куда нужно, да и Алексей оказался довольно умелым противником.
– Значит, с соседями вы отношения не поддерживаете?
– Пытались. После смерти старухи, но сами знаете, как это бывает. Поползли слухи, вспомнились старые обиды, старые ссоры… Партия! Еще?
– Не откажусь. Вы хорошо играете.
Князь поклонился.
– Матушка мечтает вывезти Ядвигу в столицу, хотя бы на один сезон…
– Жизнь в Петербурге дорога, – заметил Федор, примериваясь к шару, как и следовало ожидать, сложный удар не получился, но промах лишь раззадорил.
– Дело даже не в деньгах. – Алексей обошел стол, выбирая удобную позицию. – Бабушка оставила Ядвиге неплохое приданое, однако, чтобы блистать на балах, как того хочется сестричке, нужно сначала на эти балы попасть. В Петербурге к провинциалам относятся весьма… снисходительно.
– Доводилось бывать в столице?
– Учился. – Удар князя был точен, и шар влетел в лузу. – Служил.
– И вернулись? – Федор совершенно не представлял, кто, будучи в здравом уме, способен обменять великолепие столицы на здешние унылые равнины.
– Вернулся. Удивлены? Урганские топи умеют привязывать к себе. Хотел бы уехать, да не могу. Улететь бы, но крыльев нет. Не знаете, у кого украсть можно?
– Что?
– Крылья, – совершенно серьезно ответил князь. – Согласно пророчеству, все князья Урганские умирают на болотах. Или это не пророчество, а проклятие?
– И как, исполняется? – Беседа скользила по краю лезвия. Алексей улыбался, но Федор ощущал напряжение, скрытое внутри этого странного человека.
– Да. Отец мой от ран скончался у ворот Крепи. Дед умер во время охоты. Прадед исчез бесследно… Надо у Элге спросить, она точно скажет, проклятие или предсказание. Ведьма черноокая. – Светло-рыжие глаза князя лихорадочно блестели. – Она – вторая половинка, она в силах разорвать этот чертов круговорот.
– Вы о чем? – Проклятие, заклятье, Элге, ведьма, круговорот… Федор совершенно запутался в сумрачных мыслях дикаря. Впрочем, негоже князя дикарем называть, дикари в столице образование не получают.
– О жизни. Не правда ли, здесь все дни похожи друг на друга. Идут, идут, и вот, через год ли, через два, ты уже увяз в круговороте и не понимаешь, куда подевалось прожитое тобою время. Весна, осень, лето одинаковы. А вот зима другая. Впрочем, сами увидите. Скоро уже. – Отбросив кий, точно ненужную игрушку, князь направился к выходу из комнаты. Но партия же не доиграна! Нет, не стоит ему мешать, внезапно понял Федор, этот человек безумен, хоть и не осознает собственного безумия. Эти перепады настроения, это нарочитое хамство и разговоры о предсказаниях говорили о болезни разума, давней и, скорее всего, неизлечимой. А Элге, она тоже часть его безумия? Алексей не злился на нее, говорил с печалью и, пожалуй, надеждой. На что же он надеялся?
– А с волками-то что делать? – Бог с ним, с бильярдом, решил Федор, но он не желает еще одну ночь слушать заунывное волчье пение.
– Ничего. – Алексей обернулся. – Что с ними сделаешь? Пускай воют себе, а зимой облаву устроим. Желаете на оборотня поохотиться, а, ваше сиятельство?
Ищейка
Февраль
Зима в этом году выдалась морозной, снежной и спокойной. Васютка не мог отделаться от впечатления, что люди, уподобившись медведям, впали в спячку, вот и удивляет статистика – и убийств почти в полтора раза меньше, чем осенью, и грабежей, и изнасилований. Весну Васютка не любил. Да и чего ее любить-то, холод, слякоть, снег вперемешку с дождем, вечно мокрые ноги и, в довершение всего, насморк, который мучил Игоря ежегодно.
Но сегодня Игорю было не до зимних красот или весенних проблем, сегодня хоронили Сергеича, и Васютка всерьез подумывал о том, чтобы вечером напиться до поросячьего визгу, а утром, пока гудящая с похмелья голова слабо соображает, подать в отставку. Ничего, не пропадет, устроится в охрану или в частное детективное агентство, будет следить за чужими женами, зато и проживет долго.
Гроб опустили в яму, и могильщики принялись за работу. Мерзлая земля неприятно стучала, ударяясь о крышку гроба, а Игорь все думал о том, как неисповедимы пути господни. Был Сергеич, и не стало Сергеича. А почему? Потому, что какому-то подонку не хватило тридцатки, чтобы бутылку купить. Подонка нашли и посадили, только вот Сергеичу уже все равно.
Не к месту вспомнились другие похороны, той самой девчонки-наркоманки, в деле которой Сергеич просил не копать глубоко. И тут же появилась шальная мысль – может, не из-за денег Сергеича убили, а из-за того дела? Но ведь Васютка внял совету, тем более что прав был Сергеич и доказать что-либо было невозможно. Однако неприятный осадок после разговора остался, именно из-за этого осадка Васютка и начал избегать Сергеича. Неприятно было разговаривать с человеком, который, возможно, продался. А теперь вот выходило… Нелепо выходило.
На месте ямы появился холмик, деревянный же крест никак не желал становиться прямо и заваливался то на левый, то на правый бок, могильщики матюкались и выравнивали, а он не выравнивался. Вот и жизнь так, собьется набок, и не выровняешь, как ни старайся. Сергеича зарезали три дня назад в каком-то подъезде. Тоскливая смерть. Крест наконец выровняли, и присутствующие потянулись к грустному холмику, чтобы возложить цветы. Игорь тоже приткнул свои четыре гвоздички.
Нет, не из-за Курпатовой Сергеич умер и не из-за Альдова, с этакими мыслями и в параноика превратиться недолго. Если б тот же Альдов решил избавиться от свидетеля, то нанял бы кого-нибудь посерьезнее того полуразумного спившегося мужичка-убийцы, который то порывался в десятый раз признаться в содеянном, то просил у кого-то прощения, то, наоборот, начинал кричать, что от всего откажется, если выпить не дадут. Случай, дикий, нелепый случай.
Или все-таки высшая справедливость? Хотя нет, какая справедливость в смерти? Не заслужил Сергеич подобного… И никто не заслужил. А справедливость в том, что убийца сядет, и надолго, хотя от осознания данного факта тоже легче не становится.
– Вы едете на поминки? – шепотом поинтересовалась незнакомая Васютке женщина в черном платке. Родственница, наверное. Что ж, Сергеича следовало помянуть. Хороший был мужик.
