И почему Федор не уехал, как собирался? Из-за жены. Бедняжка расхворалась, сиплый кашель Ядвиги и ее лихорадочный румянец обеспокоили не только Эльжбету Францевну. Луковский тоже волновался за супругу. После того разговора с князем он делал все, чтобы полюбить Ядвигу. Он заставлял себя восхищаться ее красотой, грацией, ангельским характером, часами беседовал, выслушивая глупые реплики, подробно отвечал на все ее вопросы. А она заболела. От переживаний, как сказала Эльжбета Францевна, но Алексей, против обыкновения, упрек воспринял спокойно, лишь пожелал любимой сестре скорейшего выздоровления.
Когда князь наконец предложил поучаствовать в облаве на волков, Федор ухватился за предложение обеими руками. Атмосфера в Крепи угнетала, в голову лезли разные глупые мысли о смерти, о наказании, о том, что волчий вой, доносящийся откуда-то из сердца Урганских топей, не просто вой, а бессловесный зов. Каждый раз у Луковского возникало желание отыскать этот многоголосый волчий хор и заставить его замолчать.
Выехали засветло. Застоявшийся Нерон беспокойно озирался, танцевал под седлом, изнемогая от желания галопом пронестись по бескрайней снежной равнине. Ехали молча, лишь кони изредка всхрапывали да снег скрипел под копытами. Сугробы намело такие, что Нерон порою проваливался по брюхо. Или Алексей просто дорогу такую выбрал? Но Федору оставалось лишь положиться на знания проводника, ведь Луковскому зимние топи казались еще более загадочными и непонятными, чем осенние. Там хоть какие-то ориентиры имелись, а здесь куда ни глянь – ровное белое поле да редкие холмики-деревья, зарывшиеся в снег по самую макушку.
– Чего не спрашиваешь, куда едем? – поинтересовался князь, на Федора он даже не обернулся.
– Приедем, и без тебя узнаю. – Спорить с Алексеем было бесполезно, расспрашивать тоже, да и не желал Федор опускаться до вопросов.
Князь ответил сам:
– В Ведьмин лес. Бывал уже?
– Мимо проезжал. – Луковский припомнил черную лохматую стену и хмурые, увязшие верхушками в низком сером небе ели. Тогда ему почудилось, будто Ведьмин лес насквозь пропитан духом зла.
– Лучше бы ты мимо Крепи проехал.
– Лучше бы… – согласился Федор. Он боялся, что сейчас князь вспомнит про Элге, заговорит и… Та проклятая ночь не давала покоя, воспоминания о ней сводили с ума не хуже тоскливого волчьего плача. Луковскому не было стыдно, отнюдь, его мучила не совесть, а зависть и злость. Элге ушла к князю. Перед Богом и людьми назвала себя женой Алексея, а он, Федор, проиграл. Струсил. Стоял у алтаря и молча радовался, что не придется ни за что нести ответственность.
Лес снова вынырнул из предрассветной мглы хищным черным пятном. Как и в тот раз, пятно разрослось до размеров стены, а стена распалась на отдельные стражи-ели. Только сейчас Федору предстояло перешагнуть невидимую границу, отделяющую лес от болот. Нерон долго упирался, мотал головой, пятясь назад, но в конце концов покорился воле всадника. А стоило ступить под сумрачный полог Ведьминого леса, успокоился.
– Хорошо здесь. – Алексей положил ружье поперек седла, Федор последовал его примеру. А ведь правду князь сказал – в лесу было хорошо и удивительно спокойно. Древние ели собрали на темно-зеленых, пахнущих хвоей и смолой лапах целые сугробы. Небо потерялось где-то вверху, а солнце, с трудом пробивающееся к земле, зажигало снег холодным пламенем.
– Мужики с той стороны гнать будут, а мы возле хижины заляжем.
– Тут живет кто-то? – удивился Федор.
– Жили. Раньше. Ведьма одна, поговаривают, это она местного князя прокляла, волчьей шкурой наградив. Он выгнать ее хотел, чтобы колдовством своим людям не вредила, а она зачаровала его, приговорив болота да дом ее стеречь. Он и стерег, пока не умер, и сын его стерег, и внук, и правнук… Крепко, видать, тот князь ведьму разозлил. – Алексей рассмеялся. – Сказка это. Страшная местная сказка…
Ведьмина хижина оказалась старой, но довольно крепкой на вид, более того, внутри хватило места для обоих жеребцов. Федор беспокоился, как бы не передрались – Нерона присутствие соперника раздражало, – но князь уверил, что, как только волков почуют, мигом успокоятся. А пока хватит и пут.
Чуть позже к охотникам присоединились двое мужиков, в одном из которых Федор узнал старосту из деревни Воронино. Мужики Луковскому поклонились, а хозяином все одно князя считали, к нему обращались с вопросами, его указания выполняли. Мужики принесли ружья, по виду не слишком пригодные к стрельбе, и тяжелые вонючие тулупы. Князь нехотя пояснил, что в таком смело можно на снегу лежать, даже в самый лютый мороз не замерзнешь, да и зверь, коли нападет, не сразу прокусит толстую шкуру.
– Надевай, не то околеешь, – буркнул Алексей.
Пришлось Федору влезать в тяжелый, неприятно пахнущий убор. Но надевать не стал – на плечи набросил и подивился – действительно тепло, совсем как в доме, возле камина, и пахнет не так уж неприятно, можно притерпеться, мороз, он похуже запаха будет.
А все ж таки не понимал Федор такой охоты, не нравилась она ему. Одно дело, когда летишь на коне вслед за сворой борзых, захлебывающихся истеричным, дурным лаем. Конская шея становится скользкой от пота, а с морды на землю падают клочья белой пены, но ты несешься вперед, забывшись в азарте погони, не щадишь ни коня, ни собак, ни зверя и стреляешь уже не ради трофея, а только чтобы удовлетворить древнюю, стыдливо прикрытую правилами приличия жажду крови. А замаешься, можно и отстать, позволить слугам позаботиться и о коне, и о себе, они и рюмочку поднесут, и особо ретивых собак отгонят, и трепыхающегося еще подранка из собачьей пасти вырвут… Тут же дело другое, сидишь в снегу, укутавшись в вонючий мех, сжимаешь обеими руками винтовку да с надеждой и страхом смотришь в указанную сторону. Князь сам объяснял, что делать, сам проверил ружье.
– Оттуда гнать будут, – сказал Алексей, махнув рукой куда-то в лес, – если что – пропускай, дальше подстрелят. И смотри, волк – это тебе не заяц или куропатка, он и глотку перегрызть может.
Федор от наставлений отмахнулся, не хватало еще показать этому дикарю свою слабость. Князь, он похуже всякого волка будет, только дай волю, враз сожрет. Страх юркой ящеркой вполз в душу. А ну как Алексей уже решил избавиться от соперника? Отомстить за поруганную честь? Погибни Луковский на охоте – никто не удивится, мало ли несчастных случаев бывает. Крестьяне не выдадут, они по-рабски преданы князю, считают его законным владыкой, а Федора – самозванцем.
Нет, нет и нет. Князь безумен во всем, что касается Элге, но он благороден, несмотря на безумие и повадки дикаря, он, если бы хотел убить соперника, вызвал бы его на дуэль еще тогда, ночью…
Лес вздрогнул от диких воплей, отовсюду слышался треск, смех, нарочито бодрые человеческие голоса. Началось. Гонят. Значит, сейчас появятся волки. Разом позабыв обо всех страхах, Луковский поднял оружие. Кровь привычно забурлила, ждать осталось совсем немного, чуть-чуть и… Слева и справа одновременно раздались короткие и хлесткие, точно удар плети, выстрелы…
