При этом Строганов дал ему понять и прочувствовать, кому он
обязан этим повышением, заручился его обещанием хранить верность покровителю и
при случае помочь компроматом на коллег и сослуживцев.
Костромин присягнул на верность, устроил роскошный банкет с
сауной и девочками, где обнимал своего школьного друга, размазывал по щекам
пьяные слезы и повторял, что ближе Строганова у него человека нет и не будет.
Но в душе Костромин затаил на друга нехорошее и поклялся самому себе устроить
Сашке Строганову варфоломеевскую ночь. Как-нибудь, при случае и со временем.
Время, однако, покатилось по новым рельсам и дошло до того,
что Александр Васильевич Строганов, процветающий партийный функционер, подал
заявление о выходе из партии. Товарищи его поняли и не осудили, тем более что
сами назавтра поступили так же, но старые связи не ржавеют, и очень скоро
Строганов уже сидел в мягком кожаном кресле заместителя управляющего
«Бэта-Банка». Здесь он тоже не забыл однокашника и, помня слова классика о том,
что кадры решают все, переманил его из сильно пошатнувшихся органов на хорошо
оплачиваемый пост начальника управления безопасности банка. Костромин, принимая
решение о переходе, долго колебался: конечно, платили на новом месте не в
пример лучше, да и работа была, честно говоря, не пыльная, но спецслужба нужна
всегда и любому правительству — ну, сегодня платят хуже и нет прежних
привилегий, но завтра все может измениться, а банк может лопнуть в любой
момент, и придется тогда бегать в поисках другой работы или проситься обратно в
органы…
Но подлинной причиной его колебаний было не это. В
действительности ему чертовски не хотелось снова попадать в зависимость к
старому другу-сопернику, снова чувствовать себя обязанным ему новой, хорошо
оплачиваемой работой, не хотелось снова оказаться в его тени, пусть даже
благожелательной, покровительственной тени. И конечно, он знал по опыту прежней
работы со Строгановым, что тот потребует от него ответных услуг — не очень
частых, не очень обременительных.., то квартирой его воспользоваться, чтобы
провести часок-другой с новой пассией, то заставит подтвердить перед женой свое
алиби после очередной эскапады, но чаще всего будет требовать компромат на
своих коллег — на управляющего, на начальников отделов и департаментов банка.
Костромин не ошибся в своих ожиданиях.
Александр Васильевич сказал ему прямо:
«Я взял тебя на эту работу, так же как в свое время я
перевел тебя в Большой дом. Ты — мой человек, и не забывай этого».
Когда Костромин начал оснащать новое здание банка системой
видеокамер, предназначенных для обеспечения безопасности, Строганов настоял на
том, чтобы такие камеры были установлены во всех отделах банка, — как он
сказал управляющему, это должно было повысить дисциплину сотрудников, а также
полностью исключить любые злоупотребления и попытки воровства среди работников
банка. И уже в приватном разговоре с Костроминым он приказал ему тайно
установить камеры в кабинетах всех руководителей банка, кроме своего
собственного, конечно, и даже в кабинете управляющего.
Костромин решил, что безопасность не знает исключений, и в
один из выходных дней установил такую же камеру в кабинете самого Строганова,
наблюдал за ним лично, наводил справки обо всех его посетителях, прослушивал
его разговоры и искал компромат на школьного дружка гораздо усерднее, чем на
кого-либо другого. Он ждал удобного случая, чтобы нанести ему коварный удар
из-за угла, а пока с готовностью выполнял все его приказы и мелкие частные
просьбы — все то же самое, что и в прежние годы их плодотворного
сотрудничества: оставлял ключи от своей квартиры, прикрывал перед женой и ждал
своего часа.
Ему надоело всегда быть вторым, надоело быть у одноклассника
на побегушках. Он всю жизнь завидовал Строганову, которому все давалось
удивительно легко, удача сама шла к нему в руки, все лучшее в жизни
принадлежало ему по праву рождения. Костромин жил один. Когда-то в ранней молодости
он был недолго женат на своей однокурснице, но настоящей семьи у них не
получилось. Как-то он сдуру познакомил жену со Строгановым, а несколько дней
спустя, когда одноклассник подвозил его на работу, тогда они еще оба работали в
НИИ, он нашел в машине Александра ее сережку. Юрий не стал выяснять у жены,
молилась ли она на ночь, и вообще не сказал ни ей, ни Строганову о своей
находке, но семейная жизнь дала трещину, и через полгода они развелись. Больше
он не женился, вел жизнь преуспевающего холостяка и, как мы уже знаем,
частенько оставлял другу ключи от своей холостяцкой квартиры. Правда, у него,
спустя некоторое время, появилась интересная традиция. Он старался найти потом
тех девушек, с которыми встречался у него Александр, познакомиться с ними и снова
привести их в свою квартиру… Интересно было смотреть на лицо его гостьи, когда
она в недоумении оглядывалась, войдя в его дом, но никто из них никогда не
проговорился Костромину, что бывал в его доме при других обстоятельствах. Эта
двусмысленная ситуация — ты знаешь, что я знаю, но оба мы молчим, —
чрезвычайно его возбуждала. Такие знакомства приносили Юрию некоторое
удовлетворение, он как бы ненадолго торжествовал над соперником, хотя позже
бесился, не находил себе места от неутоленной злобы, понимая, что и здесь он
довольствуется обносками, остается на втором месте.
Аделаида Семеновна несла трудовую вахту на ниве
отечественной почтовой связи. Проще говоря, Аделаида всю жизнь проработала на
почте.
В последнее время, уже после достижения ею пенсионного возраста,
ее перевели в отдел выдачи корреспонденции до востребования. Это было хорошо,
потому что зарплата та же, а работы гораздо меньше, чем в отделе выдачи
пенсий, — там вечно толпятся старики и скандалят. В прошлом году Аделаида
Семеновна сама вступила в могучее братство пенсионеров, но старухой себя не
считала и стариков вообще не уважала.
«Поддаваться старости — это проявлять слабость, —
утверждала она. — Почему, если женщина на пенсии, она сразу же перестает
красить губы и вообще следить за собой?»
Сама Аделаида Семеновна следила за собой очень тщательно,
особенно за своей верхней половиной, памятуя о том, что именно она видна
посетителям в почтовое окошечко. Поэтому волосы Аделаиды Семеновны, аккуратно
подкрашенные краской «Лондаколор» (всегда номер 14), были уложены в высокую
прическу, укрепленную сзади шиньоном, губы красиво накрашены сердечком, а на
руках всегда был достаточно яркий маникюр.
Нижняя половина Аделаиды Семеновны, та, которую было не
видно в окошечко, была необъятна и едва умещалась на обычном стуле, но об этом
Аделаида Семеновна предпочитала не думать.
Впрочем, одну слабость Аделаида Семеновна себе позволяла. В
тумбочке стола у нее стоял маленький черно-белый телевизор. Ее любимый
колумбийский сериал «Черная устрица» шел каждый день в пять часов, и она не
могла найти в себе силы отказаться от ежедневного просмотра. Работы в отделе
выдачи до востребования было мало, и когда не было народа, Аделаида Семеновна
тихонько открывала дверцу стола и включала телевизор. Она ставила минимальную громкость
и уже почти научилась читать по губам.
