Светлана глядела на него с подозрением, но тон несколько
сбавила.
— Допустим, если ты меня не надул с посланием с того света…
— И если твоя бедная овечка не отдала тебе денежки с
Кипра, о чем ты скромно умалчиваешь…
Светлана издала змеиное шипение, но тут же взяла себя в
руки.
— Похоже, нам ничего не остается, как продолжать
доверять друг другу…
«Как бы не так!» — подумал Костромин.
— Правда, ты убедил меня в свое время, что мой покойный
муж полностью тебе доверял…
— Так и было…
— Удивляюсь я на тебя, дружочек, как ты с таким знанием
людей смог проработать много лет в своей серьезной организации! Стало быть,
покойник решил тебя обмануть — тебя, потому что про меня, надеюсь, он ничего не
знал.
— Если бы знал, то думаю, надул бы тебя с еще большим
удовольствием, — не удержался Костромин.
— Но, — продолжала Светлана, никак не отреагировав
на его колкость, — тебе никогда меня не убедить, что он придумал все это
сам. Не могу поверить, что он со своими двумя извилинами — причем изгибающимися
в одну и ту же сторону, — смог бы перехитрить меня, я хотела сказать нас,
таких умных и предусмотрительных. Так вот, получается, что в деле участвует еще
кто-то четвертый, кого мы пока не знали, точнее, не принимали в расчет. И вот
этот четвертый придумал финт, который мы не учли, и сумел прикарманить денежки.
Хакер! Ведь хакер знал, куда ушли деньги!
— Но придумать он ничего не мог, видела бы ты его!
Абсолютно ненормальный тип, одет как попугай, дергается все время!
— Однако знал же он! А ты его…
— А что мне оставалось делать? Банковские у него на
хвосте висели. Я буквально на полчаса опередил! Если бы они его достали — все
равно пропали бы денежки И к тому же я не знал, что на Кипре ничего нет! Бабу
надо было сразу же на Кипр послать!
— Нельзя, я должна была несколько дней изображать
безутешную вдову… Не могла же я на следующий день после смерти мужа на работу
выйти как ни в чем не бывало! Значит, хакер отпадает…
И остается — кто? Знаешь, дружочек, с кем бы я хотела
поближе познакомиться? С той девчонкой, которая тогда рыдала, как на сцене,
возле нашего дорогого покойника, сразу после взрыва.
— Лена? Да, — как-то неуверенно ответил
Костромин, — надо бы… Но трогать всерьез ее сейчас нельзя, —
решительно сказал он. — Если с ней что-то случится, тогда обязательно
свяжут с пропавшими деньгами. Громова мне прозрачно намекала…
— А хорошо бы ее как следует допросить, —
мечтательно проговорила Светлана, — у Муслима любая заговорит…
— Кто это — Муслим? Которого ты послала ту бедную бабу
убить?
— Да, но вот что-то он еще не доложился.
— Так, может, еще не убил?
— Ты его не знаешь. Ему сказала — значит, все. Считай,
человека нет.
"Так, так! — подумал Костромин. — Вот какие у
нас дела. Мне недвусмысленно дают понять, что в случае чего прикажет своему
бандиту — и меня нет. Рано, Светик, ты меня списываешь.
Я тебе не мать-одиночка с сыном-инвалидом".
Он смотрел на нее и не понимал, как его могло к ней тянуть
как к женщине. Это случилось два года назад. Он к тому времени уже совершенно
озверел от ненависти к Строганову. Встречи с его бывшими пассиями не помогали.
Тем более, до него дошло, что, находясь в его квартире, женщины невольно
вспоминают, как им было со Строгановым, и сравнение было явно не в его пользу.
Костромин умирал от желания спросить об этом, но держался из последних сил.
И однажды он встретил Светлану Строганову.
Они были знакомы раньше, но виделись нечасто — у нее была
своя жизнь, в дела мужа она не вмешивалась. В тот раз они поболтали, потом
договорились о встрече. Она сама дала ему понять, что не будет против. Когда
они стали любовниками, он почти успокоился. Все было совсем не так, как с
посторонними девицами, объедками с барского стола Строганова, тех он давно
бросил, а Костромин подбирал. В данном же случае Костромин отнял у друга то,
что принадлежало ему по праву. От мысли, что он владеет чем-то принадлежащим
Строганову, Костромин приходил в такое возбуждение, что готов был встречаться
со Светланой хоть каждый день.
Она сама регламентировала их свидания, держалась осторожно.
Иногда он даже хотел, чтобы все раскрылось.
После смерти Строганова все прошло, как отрезало.
— С девчонкой сейчас так нельзя! — твердо сказал
он. — Их любовное гнездышко я обыскал, ее допросил, ничего нет.
На самом деле, у него были подозрения насчет Лены
Барташовой. Но их он решил держать при себе.
— На работе — тоже смотрели, а вот с квартирой
проблема: она живет с семьей брата, и невестка все время торчит дома, никак не
улучить момент для основательного обыска.
— Я чувствую, дружочек, что без меня ты будешь возиться
до второго пришествия. Господи, ну как вы там работали, в вашем Комитете! Или
ты такой особенно талантливый…
— Я не намерен выслушивать твои бесконечные
оскорбления!
— Ладно, не обижайся. Знаешь, пожалуй, я смогу
предложить тебе чисто женский хитрый ход. Сделай-ка ты, дружочек, вот что…
* * *
Юрий Костромин познакомился с Максом Широковым при не совсем
обычных обстоятельствах. Пару лет назад, уже работая в «Бэта-Банке», Костромин
получил задание проверить надежность и платежеспособность одного из клиентов
банка, обратившегося с просьбой о довольно значительном кредите. Клиент
представил банку финансовую документацию своей фирмы, внешне производившую вполне
приличное впечатление, Костромин по своим старым каналам навел о нем справки, и
тоже все было на первый взгляд вполне благополучно, однако старый опытный
адвокат Лев Исаевич Шапиро, изредка и не слишком охотно консультирующий
Костромина, который знал деловой мир Петербурга лучше, чем содержимое
собственного кармана, при упоминании имени потенциального должника едва заметно
поморшился. Ничего конкретного Шапиро не сказал, но в душе у Костромина
зародились сомнения, и он решил понаблюдать за клиентом.
Припарковавшись в конце рабочего дня недалеко о офиса
подозреваемого, он вместе с одним из своих ребят выбирал удобную позицию для
наблюдения, как вдруг заметил подозрительное движение возле машины. Он
вернулся, крадучись, и увидел мужчину, как сейчас выражаются, кавказской
национальности, пытающегося завести автомобиль, не пользуясь ключом зажигания.
Костромин распахнул дверцу и основательно заехал
неудачливому угонщику в ухо. Тот пытался сопротивляться, впрочем, достаточно
неумело, но потом быстро раскис и стал умолять не сдавать его в милицию,
поскольку у него с ней и так весьма натянутые отношения. Костромин еще немного
его побил, а потом отобрал документы на имя Максима Ивановича Широкова,
уроженца Ростова-на-Дону. Костромин высказал сомнение в их подлинности —
русская фамилия угонщика плохо сочеталась с его кавказским профилем и акцентом.
