– Бывает. – В кабинете повисла напряженная тишина, мент разглядывал Гошикову чернильницу, а я собственные ногти – лак облез, нужно маникюр сделать, но некогда.
– Ладно, Мария Петровна, – тяжко вздохнул Шпала, вот уж кому плевать на внешность. Сразу видно – рабочая лошадка. – Ответите на последний вопрос и свободны.
– Задавайте!
– Что вы делали вчера с восьми до девяти вечера? Не пугайтесь, – поспешил успокоить Антон Сергеевич, – это стандартный вопрос, все на него отвечали. Просто вспомните и скажите.
Что я делала? С ходу и не вспомнишь. Так, с работы я сбежала около половины седьмого. Или семь уже было? Трудиться заканчиваем в шесть. Но Херувим подкинул мне работу, пришлось задержаться. С папками я возилась около получаса, потом говорила с Пыляевым, который посоветовал мне ехать домой. Значит, все-таки семь. Час на дорогу – пришлось заехать в магазин, ведь в доме ни крошки. Дальше поставила сумки с продуктами, взяла Степку, и около часа мы гуляли.
– Кто-нибудь может подтвердить?
А говорил, что вопрос последний, вот и верь после этого людям.
– Степан. Но, боюсь, он ничего вам не скажет.
– Почему? – удивился Шпала. – Он что, немой?
– Он – собака. Моя собака. Полная кличка Улисс-Вальдар Стефансен, но я его Степкой называю. Привыкла.
Шпала поморщился. Зуб даю, единственное живое существо в его квартире – это старый больной кактус с желтыми колючками и толстенным слоем пыли на мясистом зеленом теле. Капитан Сапоцкин изредка поливает растение, а когда под рукой не оказывается пепельницы, стряхивает в вазон пепел. Или окурки тушит. Кактус морщится, растопыривает колючки, но терпит.
– Вы, Мария Петровна, подумайте, вспомните, может, вас видел кто. Ну, соседи там, или из знакомых кого встретили?
Встретила! Точно, встретила! Валентину Степановну с первого этажа, мы еще поцапались. В принципе, в нашем доме, наверное, не осталось ни одного человека, с которым бы Валентина Степановна не разругалась. А вчера, когда я, понадеявшись на Степкино благоразумие, сняла намордник, он словно нарочно под ноги Валентине Степановне бросился. Та разоралась, огрела собаку сумкой и начала меня жизни учить. Это около половины девятого было.
Одно радует, встречу Валентина Степановна долго не забудет. А уж милиции про чинимые мною непотребства расскажет с превеликим удовольствием.
– А больше никого не видели?
– Никого.
– Вы уверены?
Да, черт побери, я уверена, никого из знакомых я в тот вечер больше не видела. На лавочке курили трое подростков. Серая «Вольво», неуклюже пятясь задом, выезжала со стоянки. Хмурый мужик с огромным пакетом целеустремленно топал по лужам. Черный кот забрался на старую липу и гневно зыркал желтыми глазищами на Степана. Вот и все.
– Тогда больше вопросов нет.
– Можно идти?
– Идите, идите. До свидания, Мария Петровна.
– Надеюсь, больше не свидимся.
Шпала снова улыбнулся.
Охотник
Несмотря на все Димкины заверения, что на этот раз он рассказал всю правду, у Антона сложилось впечатление, будто его целенаправленно водят за нос, непонятно только ради чего. Есть ли смысл врать, когда и без слов понятно, что Пыляев дружка своего усатого выгораживает, – Сапоцкин припомнил этого Георгия. Тот с Димкой и в универе корешился, а то и раньше. В универе, правда, Георгий редко показывался – то ли факультет у него другой был, то ли даже университет, тогда Антона больше интересовала его собственная студенческая жизнь, чем чьи-то друзья-знакомые. А вон оно как вышло.
После разговора с Пыляевым, на доверии к которому Сапоцкин поставил жирный крест, Антон прямым ходом направился на фирму. А ничего, ему даже понравилось – офис деловой, все бегают, суетятся, правда, суета эта не рабочая – народ сплетнями обменивается, версии строит, и задача Сапоцкина все эти версии-сплетни выслушать.
Пигалицу он специально напоследок оставил, пускай посидит, понервничает. К удивлению Антона, сотрудников оказалось не так много, и сплетнями они делились с удовольствием, особенно одна дамочка, упакованная в строгий серый костюм. Дамочка почти с наслаждением рассказывала прекрасную историю о любви между директором фирмы и юной невинной девочкой, о стерве-жене, которая долго не желала отпускать мужа, а потом вдруг все-таки отпустила, но затаила злобу и всячески отравляла Эллочке жизнь. О том, что жену на фирме держали из милости – как специалист она полный ноль, но это не мешает ей ставить палки в колеса «людям с образованием». Светлана так сказала про это «образование», что Сапоцкин сразу понял – никакого образования у Пигалицы нету, и этот факт указывает на неполноценность оной гражданки.
Честно говоря, Антон ожидал увидеть этакую холеную, уверенную в себе стервозину, похожую на его собственную бывшую, которая пару лет назад осчастливила Сапоцкина разводом. Правда, бывшая, уходя, забрала из квартиры даже кружки и новую бритву Антона, но все равно он радовался обретенной свободе. А гражданка Пигалица на бывшую не походила ну ни капельки. Она вся была какая-то мягкая и уютная, робко улыбалась и следила за каждым его движением, точно опасаясь, что Антон сейчас разорется или, пуще того, ударит. Глупость какая, Сапоцкин в жизни на женщину руку не поднимет. Даже на бывшую супругу, которая регулярно, умело и с садистским удовольствием доводила его до состояния плохо контролируемого бешенства.
Пигалица Мария Петровна сидела на краешке стула, спина прямая, руки на коленях – ни дать ни взять примерная ученица. Пожалуй, Димка прав – такая и муху не обидит.
Димка, Димка, снова Димка. Верить или не верить? И кто из троих рассказал правду о разводе? Усатый псевдо-Лукас, Пыляев, который прежде, чем рот раскрыть, вытянул клятву, что история эта ни в какие бумаги не попадет, потому как отношения к делу не имеет, или эта русоволосая женщина с наивными глазами и собакой по кличке Степан.
Врут двое. Или трое.
Причем одного Сапоцкин уже вычислил. Не заезжал вчера Георгий Алексеевич в гости к бывшей супруге. Тогда вопрос – где он был?
И зачем лгал?
—Эй, Танг, что там?
– Какой-то парень свалился вон оттуда. – Танг-Карна махнул рукой на каменную стену. Где-то вверху светило солнце, и вершины гор казались голубовато-синими, точно сгустившееся небо, но здесь, на дне ущелья, камень был родного серовато-бурого цвета, холодный, тяжелый и скользкий. Лишь козам, без опаски ступающим по узким тропинкам, да птицам просторно в горах, а человеку здесь не место. Даже овцы и те чувствовали себя спокойнее, чем пастух.
—Жив?
Танг покачал головой. Воистину нужно быть любимцем всех богов, чтобы остаться в живых, свалившись с такой высоты.
—Ну, тогда пойдем. Нечего с ним возиться.
—Нехорошо бросать тело без погребения.
