– Давно. Последние два года мы не встречались. Даже не знаю почему. Она перестала звонить. Я звонила несколько раз, но не заставала ее. Юра брал трубку, говорил, что она гостит у знакомых или отдыхает где-нибудь. Только однажды она сама ответила. То ли я позвонила не вовремя, то ли что-то у них случилось, но она говорила неохотно… цедила слова. И вообще сначала меня не узнала. Несколько раз переспросила, кто это. Больше я ей не звонила.
– Лара, как я понял, Лидия вышла замуж по расчету. Любовников у нее не было. Как по-вашему, могла ли она из-за денег пойти на что-нибудь…
– Криминальное? – подсказала Лара. – Не знаю. Лида оказалась очень сильным человеком. Она мечтала вырваться из своего круга. И вырвалась. Но… я не знаю, чем она занималась целыми днями. У меня вот двадцать четыре урока в неделю, английский и немецкий, я кручусь как белка в колесе. А она не работала. Она могла пойти учиться… Ну, хоть чем-нибудь заняться. Я хочу сказать, у нее была цель, понимаете, а когда она получила, чего желала, то вроде и смысла в жизни не стало… И детей не было. Вы думаете, ее убили, потому что боялись?
– Пока не знаю. Ищем, Лара.
– У нас говорят, что убили Лиду конкуренты Рогова. Люди из-за денег просто с ума посходили. Знаете, как трудно сейчас учить детей? У них в голове только секс, тусовки, наркотики… И деньги, деньги, деньги. Мы не такие, у нас была духовная жизнь.
– Кто говорит про конкурентов?
– У нас в школе. Весь город говорит. Я хотела позвонить Юре, но не решилась. Может, он меня и не помнит. А скорее ему неприятно будет. И на похороны я не пошла. Не выношу кладбищ… с тех пор как Павлик заболел. Надо было пойти, все-таки нехорошо…
* * *
Стекло витрины треснуло, но не разбилось. Человек ударил еще раз. Бил он по стеклу тяжелым металлическим ломом. Звуки ударов глухо разносились в густом промозглом тумане. Погода стояла совсем не зимняя – вдруг резко потеплело, туман выкурился из щелей, и беспросветная сизая мгла накрыла город. Туман приглушал звуки, и никто не услышал, как зазвенело стекло.
Человек запустил руку в дыру в витрине, схватил стоящий там манекен – женщину в длинном сверкающем платье. Потащил через дыру, обдирая куклу об острые края стекла. Манекен застрял на полпути, и человек ударил ломиком по стеклу еще раз. Ему удалось вытащить куклу наружу, и теперь он возился, прислоняя ее к стене. Прислонив, вытащил из кармана длинный голубой шарф с петлей на конце. Надел петлю на голову жертвы, с усилием поднял ее и быстро понес к киоску, торгующему пестрыми журналами и всякой дребеденью. Перекинул свободный конец шарфа через металлический прут, к которому в солнечную погоду крепился полосатый матерчатый козырек, подтянул манекен кверху и закрепил шарф узлом. Сверкающее платье зацепилось за крюк, послышался треск рвущейся ткани. Человек замер и чертыхнулся сквозь зубы. Под тяжестью манекена подался и угрожающе затрещал металлический прут. Человек отскочил и испуганно замер. Ему показалось, что кто-то приближается – раздавались тяжелые шаркающие звуки в тумане. Он бросился наутек.
Перебежав на другую сторону улицы, человек оглянулся. Длинная серебристая фигура коконом висела в метре от земли, чуть покачиваясь и поворачиваясь вокруг собственной оси. Она была единственным светлым пятном на слабо освещенной и затянутой туманом ночной улице.
Сработала сигнализация, и охрана прибыла почти сразу – минут через семь.
– Опять этот урод! – в сердцах сказал один из охранников, рассматривая дыру в витрине.
– А где же… – начал второй, оглядываясь вокруг. – Вон она!
Женщина висела на металлическом пруте, все еще покачиваясь, хотя стояло полнейшее безветрие. Гробовая тишина царила вокруг – ни звука автомобильного мотора, ни шагов запоздалого прохожего. Только чмокающие влажные шорохи клубящегося тумана. Город, казалось, вымер. Тот, кто заметил ее первым, перекрестился.
– Ну, сука! Попадись ты мне в руки… – пробормотал его напарник.
Коля Астахов прибыл на место происшествия через двадцать две минуты. Еще через двадцать минут прибыл хозяин магазина в пальто, накинутом поверх пижамы. Коля вызвал разыскника с собакой. Она взяла след, добежала до ближайшего угла и жалобно заскулила. Видимо, «убийца манекенов» разлил там какую-то гадость.
– Предусмотрительный преступник, – сказал кинолог. – К сожалению, ничем помочь не можем. Рады бы, да не в силах. Правда, Джексон?
Хозяин магазина был не столько огорчен, сколько растерян.
– Не понимаю, – бормотал он, – не понимаю, зачем нужно вешать манекен? Может, он хотел влезть в магазин?
Никаких угроз в его адрес не поступало, никто не звонил по ночам и не дышал молча в трубку, не предпринималось также и попыток грабежа. С работы никто не увольнялся. Никаких идей по поводу возможных причин происшествия у него не возникло.
Коля задумчиво рассматривал манекен. Куклу уже вытащили из петли, опустили на землю. Она стояла, прислоненная к киоску. Хорошенькое личико было безмятежным, широко раскрытые глаза в стрельчатых ресницах смотрели в пространство, призывно улыбался ярко-красный рот. Бедная, оскверненная кукла. Разорванное платье добавляло драматизма.
– Красивая, – сказал Коля. – Как живая. А интересно, где продаются манекены?
– Манохин продает, у него фабрика. Это последняя модель, – объяснил хозяин. – Импорт. Жалко, конечно, но витрина намного дороже. Преступник что, психопат?
* * *
– Вот такие дела, – закончил свой рассказ Астахов, докладывая о ночных событиях своему начальнику Кузнецову. – Пальчиков, вы сами понимаете, нет. Шарф, как и в прошлый раз, преступник принес с собой. Характер повреждений такой же, как в первом случае. Орудие, судя по всему, металлический ломик, не найдено – преступник снова унес его. Следы он обработал химикатами, собачка растерялась. Хорошо спланированное преступление с заранее обдуманным намерением. Много риска, и непонятно зачем. Что он этим хочет сказать? Или это… – Коля запнулся и посмотрел на Кузнецова. – Или это… репетиция? И теперь жди спектакля с настоящей жертвой?
* * *
Супруги Манохины поссорились позавчера и с тех пор не разговаривали. Неделя отдыха в пригородном санатории подошла к концу. Манохин выдержал до конца, хотя неоднократно спрашивал себя, какого черта он здесь сидит. Он проспал почти все время, чертыхаясь, до одурения насмотрелся новогодних телепрограмм, ел и пил до безо-бразия. Несколько раз сыграл в шахматы. За два дня до освобождения супруга приревновала его к официантке, закатила скандал и перестала с ним разговаривать.
Он смотрел на толстое лицо жены, ее расплывшуюся фигуру, и всей душой стремился обратно на работу, по которой безмерно соскучился. Новая партия товара должна была поступить в начале января. Из-за праздников контейнер запаздывал. Манохин, изнывая от скуки, полный нетерпения, звонил своему заместителю каждый день, но, увы, груза все не было. А если бы контейнер пришел, то удержать Манохина в доме отдыха не удалось бы, даже посадив его на цепь. Он перегрыз бы цепь и удрал. Или, как волк, отгрыз бы себе лапу и все равно удрал. Потому что бизнес был страстью и радостью всей его жизни.
