Из мэрии выпорхнула парочка. Совсем молоденькая невеста в шелковом белоснежном платье и взволнованный жених. Взявшись за руки, они принялись позировать на фоне античной архитектуры, и даже издали было видно, как они счастливы и влюблены друг в друга. Егору с Настей они приветливо помахали руками. Настя махнула в ответ и улыбнулась через силу, в ее глазах стояли слезы. Вспомнилась ее собственная свадьба, убогий загс, сухое протокольное бракосочетание, скучное лицо Алеши, дурацкие белые штаны и гладиолусы в шуршащей фольге, которые небрежно преподнес жених в качестве свадебного букета. Гладиолусы она ненавидела, но так любила Алешу, что все эти мелочи казались пустяками – счастье переполняло сердце. Как же все несправедливо. Она в красивом платье, в руке любимые кремовые розы, вокруг – красота неописуемая, а рядом вместо любимого – чужой человек, бездушная сволочь со смазливой физиономией. Она не думала, что будет так больно. Какая разница, ведь это не ее свадьба. Она манекен, актриса, изображающая невесту. Все равно обидно. Все равно жалко себя.
Настя уставилась на Егора волком, тот перехватил ее взгляд и холодно улыбнулся. Некоторое время они смотрели друг на друга в упор. От игры в гляделки их отвлек Олег, который поинтересовался, не желают ли они, пока он улаживает формальности, сделать несколько снимков на фоне мэрии?
– Да, да, конечно! Но не сейчас! – воскликнула Настя и состроила такую гадкую физиономию, что Олег на мгновение оторопел, потом отмер и начал Настю утешать. Он явно принял ее поведение за предсвадебный психоз.
– Не волнуйтесь, все будет прекрасно! – подмигнул он, извинился и скрылся за дверями мэрии.
Егор внезапно рванулся к ней, сгреб Настю в объятия и поцеловал в губы. Благо, она в последний момент сообразила, что отпихивать жениха никак нельзя. Очевидно, жених засек, что кто-то из светских журналистов пожаловал на торжество и снимает их. Пришлось расслабиться, закрыть глаза и даже обнять Егора за шею.
Поцелуй длился мучительно долго, с каждой секундой Егор увлекался все сильнее, язык его скользнул Насте в рот и нахально там хозяйничал. У Насти закружилась голова – воздух из легких куда-то испарился. Показалось, что сейчас она умрет от недостатка кислорода. От смерти спас координатор, который позвал их внутрь. Егор обнял Настю за талию и увлек к дверям.
– Извини, что я так внезапно на тебя набросился. Мне показалось, что одна журналистка явилась события фиксировать, – выдохнул он, когда они вошли в небольшой теплый зал с высоким потолком. Здесь было уютно и празднично. Цветы, приятная музыка, красивый стол, стульчики в светлых матерчатых чехлах. Их снова попросили подождать.
– Что значит – показалось? – ошарашенно переспросила Настя. – Хочешь сказать, что папарацци не было?
– Просто туристка «мыльницей» снимала, а к ней наш фотограф присоединился, – объяснил он. – В любом случае нам фотки такие нужны.
– Совершенно не обязательно было меня при этом лапать, – сказала Настя. Егор неожиданно развернул ее к себе лицом. Он был в бешенстве.
– Слушай, девочка, ты ничего не перепутала? За языком своим следи. Ты для меня просто манекен, а не женщина.
– Ты тоже следи за своим языком, когда в следующий раз будешь целовать манекен, – не осталась в долгу Настя.
Координатор снова спас Настю от смерти. Еще немного – и Егор придушил бы ее прямо тут, так нехорошо блеснули его зеленые глаза.
Формальности много времени не заняли. Заявления уже были готовы, осталось только поставить под ними подписи. Настя чиркнула закорючку на листе, благо у Ханны подпись была простецкой, такую подделать особого художественного таланта не надо. Егор аккуратно вывел: «Андреев». Забавно, но только сегодня она узнала, какая у него фамилия. Ханна Андреева – звучит вроде бы ничего. Настя девичью фамилию не меняла, хотя не была против. Отговорил Алексей, сказал, что фамилия Прокопчук ей совсем не подходит. Пусть остается Настенькой Мармеладовой, сладкой девочкой, которую хочется любить. А потом Настя услышала телефонный разговор Алексея с матерью, в котором прозвучала совсем другая версия. Оказалось, он просто подколол родителей, которые категорически возражали против того, что Настя станет Прокопчук. Дело было в игре слов. Алешка в телефонном разговоре дразнил мать, что женился, но, дескать, гневаться на него не следует, так как волю родителей он исполнил – Настя так и не стала Прокопчук. Он всегда таким был, упрямым юмористом.
Родители шутку оценили и даже сделали широкий жест: пригласили Настю жить к себе в роскошную четырехкомнатную квартиру. Как оказалось, мать Алешки тоже была упрямой шутницей – широкий жест оказался каверзой. Так мамаше удобнее было манипулировать сыном. Не было дня, чтобы мать Алеши не пыталась их с Настей разлучить, придумывая ежедневно все новые и новые интриги. Они прошли проверку на вшивость, не расстались, сбежали от Алешиных предков в хрущевку Насти, но его родители так и не смирились с их браком. Для сына они хотели лучшей партии, искали девушку из хорошей семьи. Настя выросла в семье обычной. Мама преподаватель музыки в школе, отец – инженер. Папа заболел и рано умер. Мама замкнулась в себе, ей все стало безразлично, Настя в том числе. Лишь иногда она выныривала из своего кокона, чтобы побыть настоящей матерью, приголубить Настю, расспросить о проблемах. Это были самые счастливые моменты в жизни девочки, но недолгие. Потом мама снова замыкалась в себе и забывала про дочь. Настя маму сильно любила, но тревожить боялась. Воспитанием ее в основном занималась бабушка. Смерть единственного сына для нее тоже без последствий не осталась. Бабуля немного повредилась умом, хотя была сильной женщиной. Сначала это почти не проявлялось, но с возрастом усугубилось – везде ей заговоры мерещились. Настю она опекала, как наседка, шагу не давала ступить. Когда бабушка умерла, Настя испытала облегчение, даже стыдно стало за свои чувства. Потом вдруг поняла, что скучает по бабуле, по ее чудачествам, по рассказам о жизни и молодости, по теплым оладушкам, прозрачному абрикосовому варенью, вечерним карточным играм в «дурака» и «семерку», кисло-сладким карамелькам, чаю с мелиссой, по сухарикам из ржаного хлеба, хрустящим огурчикам в трехлитровой банке и гадкому козьему молоку, которым бабуля пичкала ее постоянно. Алешка стал единственным человеком, которому можно было отдать свою любовь. И она отдавала всю, до капельки.
Глава 12
В объятиях афродиты
Через пятнадцать минут их белоснежный «Мерседес» мчался вдоль побережья в сторону загадочного места бракосочетания. За ними пристроился еще один автомобиль, с фотографом и координатором, что Настю немного успокоило. При таком количестве свидетелей убить ее будет достаточно проблематично.
Ехали долго, пейзаж за окном несколько раз менялся. Егор за всю поездку не проронил ни слова. Сидел, как сыч, и, почти не мигая, смотрел перед собой. «Настраивается на убийство, сволочь», – предположила Настя и решила тоже начать думать о том же. Однако сосредоточиться на животрепещущей теме мешал недавний поцелуй Егора. Губы до сих пор горели огнем. «Может, он ядовитый, как медуза, – подумала Настя и прикоснулась пальчиками к своим губам. – Вроде не распухли, только помаду, гад, всю сожрал».
