— Так. Я бы не стал говорить матери.
— Да, — согласилась Харпа. Мать ее была гораздо более строгой моралисткой, чем отец. Это бы сильно все осложнило. — Папа, но я беспокоюсь. Что, если Фрикки прав? Что, если убьют еще одного банкира? Я не смогу жить в ладу с собой.
— Ну не знаю, — пробормотал Эйнар. — Возможно, эти мерзавцы того заслуживают. И в любом случае ты не можешь нести ответственность за подобные действия.
— Но мое молчание будет равносильно соучастию.
— Ну и что ты собираешься делать? Пойти в полицию?
— Да.
— Харпа, не делай этого. Они и так разберутся во всей этой истории с Габриэлем Орном. Ты же окажешься в тюрьме. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь попадала в тюрьму, тем более без вины. А Маркус? Конечно, мы позаботимся о нем, но ему нужна мать.
— Знаю. — По ее щеке скатилась слеза. За ней другая.
С минуту они сидели в молчании. Потом заговорил Эйнар:
— У меня есть мысль.
— Какая?
— Возможно, ты просто навоображала все это. Может быть, Бьёрн говорит правду. То есть он действительно мог быть в море, когда стреляли в этих людей.
— А как же паспорт? Я уверена, что он мне лгал.
Эйнар пожал плечами:
— Может быть. Но мы можем легко проверить это, наведя справки о траулере. Я знаю управляющего гаванью в Грюндарфьордюре. Он легко выяснит, находился ли Бьёрн в море, или подскажет, к кому следует обратиться с этим вопросом.
Харпа повеселела. Возможно, Бьёрн говорил правду. Внезапно решение проблемы, только что представлявшееся очень далеким, оказалось вполне реальным.
— Можешь ты поехать туда, поговорить с ним?
— В этом нет нужды. Я позвоню ему. О каких именно днях идет речь?
— Сейчас, — ответила Харпа, встала и взглянула на настенный календарь. — В Оскара стреляли вечером во вторник, пятнадцатого. А в Джулиана Листера, как известно, вчера.
— Ты вчера разговаривала с Бьёрном?
— Нет. До этого вечера я разговаривала с ним на прошлой неделе, когда он был на берегу. В четверг. Я думала, с тех пор он был в море.
— Ладно. Я проверю. И когда выясним, правду ли говорит Бьёрн, тогда решим, что делать.
— Спасибо, папа. Большое спасибо.
Синдри закурил еще одну сигарету и вновь уставился на пустой экран своего компьютера. Весь шаткий столик перед ним был завален исписанными листами бумаги, но ничего нового они не содержали.
Вся неделя пропала даром. И неудивительно. В общем, ему очень хотелось покончить со своими бесплодными мучениями, пойти в «Большой Рокк» и оторваться там по полной. Но теперь ясная голова нужна была ему больше, чем когда-либо.
В дверь позвонили. Синдри быстро затянулся сигаретой и собрался с духом. Скорее всего снова полицейские. Он знал, что они не заставят себя долго ждать.
Но, открыв дверь, увидел стоящую на пороге невестку.
Синдри заулыбался.
— Фрейя! Входи, входи!
Он чмокнул ее в щеку и провел в квартиру.
— Извини за беспорядок. Я с головой ушел в работу. Приготовить тебе кофе?
— С удовольствием выпью.
На Фрейе был брючный костюм, эффектно сочетавшийся с ее белокурыми волосами, заплетенными в косичку. Несмотря на ее выходной городской наряд, румяные щеки говорили о том, что она живет на природе.
— Ты не сообщила о своем приезде. Что привело тебя в Рейкьявик?
— В выходные мы получили предложение продать ферму, — ответила Фрейя. — Хорошее предложение. От двоюродного брата одного из соседей. Он сын фермера и хочет иметь собственный дом. Причем у него достаточно денег на такую покупку.
Синдри нахмурился.
— Пожалуй, новость хорошая. Собираешься принять это предложение?
— Думаю, придется, — ответила Фрейя. — Это единственное серьезное предложение. И единственный способ выплатить долг.
— Можешь послать банк ко всем чертям. Оставайся на ферме. Пусть только попробуют лишить тебя владения. Ты же знаешь, что правительство сейчас препятствует банкам, пытающимся завладеть недвижимостью должников.
— Это лишь временные меры. Долг никуда не денется, пока я его не выплачу. Продав ферму, я расплачусь, и мы все будем жить спокойно.
Они посидели в молчании, глядя на чашки с кофе. Синдри затянулся сигаретой. Речь шла о ферме его детства, приобретенной его прадедом сто лет назад. Но его беспокоила не утрата фермы, а сама Фрейя и ее дети. Разорившаяся семья его брата Матти.
— Значит, переезжаете в Рейкьявик? — спросил он.
— Придется, — ответила Фрейя. — Мне нужно работать.
— Виделась со своим братом? — спросил Синдри, вспомнив, что брат предлагал Фрейе работу.
— Да. Только ничего не выходит. Кажется, на прошлой неделе ему пришлось уволить трех человек, так что вряд ли он возьмет кого-то нового. Вроде меня.
— И что же ты собираешься делать?
— Навести справки. Для этого и приехала. Ты не знаешь никого, кто ищет работников?
— К сожалению, нет, — ответил Синдри. Ему не требовалось особенно задумываться. Работу искали многие его друзья, перебивающиеся временными заработками. Ему повезло, что у него оставалась часть гонорара за книгу и министерство образования, науки и культуры все еще выплачивало писателям пособие.
— Понимаю, у меня нет никакой специальности. Но я могу усердно работать. Я сильная. Я умею считать. Я честная.
— Да. Нисколько в этом не сомневаюсь. Но только не думаю, что здесь можно найти работу с такими способностями.
— Я могу быть официанткой. Продавщицей. В конце концов, уборщицей.
— Извини. Я не тот человек, с которым нужно говорить о поисках работы.
— Да уж, — вздохнула Фрейя, и Синдри показалось, что в брошенном на него взгляде сквозило легкое презрение.
— Где вы будете жить?
Фрейя растерянно огляделась.
— Не знаю.
— Если хочешь, можете спать у меня на полу. Все вы.
Фрейя, еще с порога поразившаяся беспорядку, царившему в квартире, рассмеялась.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Смех прекратился. Оба поняли, что именно это и может случиться.
— Черт, жаль, что я не могу купить эту ферму, — с грустью в голосе проговорил Синдри. Это были не пустые слова. Он купил бы ее, если бы мог, и это было б самое малое, что он мог сделать, чтобы как-то исправить последствия опрометчивого поступка брата. — Просто у меня нет таких денег.
— Конечно, не можешь. Я и не ожидала от тебя ничего подобного. Но я иногда задумываюсь…
