— Ну что ты, Песи, что ты! Ты здесь совсем ни причем!
— Это я знаю. Знаю. — Петур смахнул слезу из краешка глаза. Инкилейф с удивлением подумала, что никогда не видела брата — обычно столь сдержанного и отстраненного — в таком эмоциональном состоянии. Он шмыгнул носом и покачал головой. — Но порой мне кажется, что виновато как раз проклятое кольцо. Меня еще в детстве заворожила эта история… или, скорее, загипнотизировала, словно удав кролика. А после смерти отца я решил, что нет в ней ничего, кроме кучи дерьма. Так что с тех пор стараюсь держаться подальше. — Он сердито воззрился на сестру. — И что получилось? Сейчас я не могу отделаться от подозрения, что кольцо разрушило нашу семью. Оно дотянулось до нас через тысячу лет, с того дня, когда Гекур забрал его у Исилдура на вершине Геклы… И вот теперь оно настигло нас, чтобы уничтожить: и отца, и мать, и Бирну, и нас с тобой. — Петур подался вперед, сверкая глазами, в которых еще не высохли слезы. — Но ты знаешь, ему вообще достаточно существовать только у нас в голове. — Он постучал пальнем по виску. — Вот где оно застряло, у всей нашей семейки. Вот где оно ведет свою подрывную работу.
Вигдис припаркована машину на узкой улочке, что спускалась к заливу со стороны Хверфисгата, и вместе с Балдуром вышла из автомобиля. Повторный опрос в университете принес свои плоды. Днем раньше полицейский, разговаривая с одной двадцатилетней и несколько заторможенной студенткой, узнал от нее, что та, дескать, помнит, как в день смерти Агнара к ним в университет приходил некий мужчина, разыскивавший профессора Харальдссона. Девушка сказала ему, что у Агнара есть дача возле озера Тингвадлаватн, где он порой проводит время. Вопрос, отчего она не сообщила об этом раньше, поставил студентку в тупик. Полицейский решил пока не напирать на это обстоятельство.
Нет, своего имени мужчина не называл. Однако внешность его была хорошо знакомой — по телепередачам.
Томас Хаконарссон.
Он жил на восьмом этаже элитной новостройки в фешенебельном районе Скуггахверфи, или «Тенистый квартал», который тянулся вдоль набережной. Дверь открыл сам хозяин квартиры; взгляд оказался мутным, словно мужчину подняли с постели.
Балдур назвал себя, представил Вигдис, после чего решительно шагнул в квартиру.
— В чем дело? — заморгал Томас.
— В убийстве Агнара Харальдссона.
— A-а… Ну тогда присаживайтесь.
Обстановка была представлена дорогой мебелью с кожаной обивкой кремового цвета. Вид на залив потрясающий, хотя в данную минуту темная облачность низко висела над еще более темным морем. Взгляду открывалась сотня футов у подножия горы Эсья, и никаких шансов увидеть ледник Снайфельснесса. В левой части панорамы маячили застывшие скелеты башенных кранов и недостроенная коробка национального концерт-холла, еще одной жертвы kreppa.
— Что вам об этом известно? — спросил Томас.
— Это я у вас хотел узнать, — возразил Балдур. — Перечислите-ка все ваши перемещения начиная с двадцать третьего числа. С прошлого вторника, другими словами.
Томас собрался с мыслями.
— Встал я в тот день поздно. Сходил на улицу за сандвичем и кофе. Потом поехал в университет.
— Дальше.
— Поискал там Агнара Харальдссона. Одна из студенток сказала мне, что он может быть на своей даче у озера Тингвадлаватн. Я туда съездил.
— Во сколько? — спросила Вигдис, держа наготове ручку и раскрытый блокнот.
— Кажется, добрался к четырем часам… Вроде бы. Не знаю. Не помню точно. Но никак не раньше половины четвертого. А может, и чуть позже.
— Вы застали Агнара на месте?
— Да. Он предложил мне кофе. Мы поболтали. А потом я уехал.
— Понятно. И во сколько?
— Во сколько я уехал? Не помню. На часы я не смотрел. Да и пробыл там минут сорок пять, не больше.
— Получается, вы уехали без пятнадцати пять?
— Ну, где-то так.
Балдур замолчал. Томас тоже не делал попыток нарушить тишину. Что же касается Вигдис, она отлично знала свою роль: сидеть надо неподвижно, всем своим видом демонстрируя готовность записывать. Однако записывать было нечего: Томас не открывал рта.
— Так и о чем вы «болтали»? — наконец спросил Балдур.
— Хотел обсудить с ним возможность организовать телепроект о сагах.
— А конкретней?
— Так в том-то и дело. Я же не специалист. Вот и надеялся, что Агнар мне поможет. Увы, ничего путного не вышло.
— И поэтому вы уехали?
— Ну конечно.
— И чем вы занялись после этого?
— Вернулся домой. Посмотрел кино. На DVD. Выпил стаканчик. Ну… может, и парочку стаканчиков…
— В одиночку?
— Да, — буркнул Томас.
— Вы часто пьете в одиночку?
Мужчина горестно вздохнул.
— Да, — вновь последовал ответ.
Вигдис пошла на кухню. Точно: в помойном ведре лежала пустая бутылка. Из-под виски.
— Эта было ваше первое знакомство с Агнаром? — спросил Балдур.
— Нет. Мы и раньше иногда общались. Пожалуй, он служил для меня как бы информатором по сагам.
На угрюмой физиономии инспектора ничего не отражалось, однако Вигдис чувствовала, что в нем прямо-таки кипит возбуждение. Томас отчаянно врал, и Балдур прекрасно это видел.
— Ну и отчего же вы не пришли к нам сами? — негромко и спокойно спросил инспектор.
— Кхм… ну-у… понимаете, я далеко не сразу узнал об этом, да и в газетах сейчас ничего не упоминается…
— Бросьте, Томас! Не принимайте меня за полного идиота. Вы же профессиональный охотник за новостями. А газеты в те дни только об этом и писали.
— Так ведь… В общем, я не хотел высовываться. Потому что это не казалось очень уж важным.
При этой сентенции Балдур не выдержал и рассмеялся.
— Ну вот что, Томас. Собирайтесь, поедете с нами в управление. А по дороге хорошенько обдумайте, есть ли смысл и дальше пичкать нас баснями. От себя лично я бы посоветовал говорить только правду: это лучше всего помогает… Кстати, покажите-ка мне ту одежду, в которой вы ездили к профессору. И заодно обувь.
Глава двадцать четвертая
— Нельзя выпускать Стива Джабба! — чуть ли не кричал Магнус.
Они с Балдуром стояли лицом к лицу в коридоре возле допросного помещения.
— Что значит нельзя? Такова моя обязанность, — возразил инспектор. — У нас нет оснований держать его за решеткой. Мы ведь знаем, что после возвращения Джабба в Рейкьявик на даче побывал еще один человек. Тот самый, который швырнул Агнара в озеро под покровом темноты.
— Если верить четырехлетней девочке.
