А потом… У нас было всего полтора часа на обед до его следующей встречи, и она уже приближалась, когда Бентон улыбнулся и сказал, что ему надо срочно позвонить. Он вернулся через минуту и сообщил, что неожиданно возникли осложнения с другой сделкой, над которой он работал, и ему придется подняться в номер, чтобы все уладить. А запланированную встречу в «Зейл ньюс» он вынужден отменить. Мы вышли из ресторана, он направился в номер, а я провела в туалете нескончаемые пять минут, прежде чем тоже поднялась на лифте.
Это была просто фантастика!
Я рассказала Бентону об операции «Дроммедарис» и взяла с него обещание ни с кем это не обсуждать — ни в «Блумфилд-Вайс», ни тем более с Корнелиусом. Я должна была поделиться этим хоть с кем-нибудь, а он единственный, кому я доверяю и кто точно никак не связан с «Лагербондом». Я не стала ему говорить о Молмане, но он видел, как я напугана.
Похоже, мои подозрения вполне обоснованны. И «Блумфилд-Вайс», и «Зейл ньюс» отчаянно пытаются найти средства для покупки «Гералд». Положение кажется безвыходным. Если сделка не состоится, «Зейл ньюс» обанкротится. Если цена окажется слишком высокой и ее придется заплатить, то банкротства все равно не миновать. На прошлой неделе Нелс объявил Бентону и его начальнику, что ему, возможно, удастся найти новый источник финансирования. Об этом источнике он говорил очень уклончиво, и Бентон заподозрил неладное. Хотя деньги, судя по всему, имели южноафриканское происхождение, Нелс заверил, что никаких проблем с валютным контролем не возникнет. Деньги есть деньги, и «Блумфилд-Вайс» не стал копать дальше.
По словам Бентона, Беатрис Пинар сопровождает Нелса повсюду. Сейчас она в Южной Африке. Но в объятиях Бентона меня это не особенно волнует. Мне даже становится не так за себя стыдно.
Я сказала ему, что должна обязательно с ним скоро увидеться. Завтра он летит в Йоханнесбург разбираться с какими-то бумагами «Зейл ньюс» и говорит, что может остаться на уик-энд. Нелс улетает сегодня вечером в Филадельфию, и все может получиться. Мы должны проявить максимальную осторожность. Я обещала найти какое-нибудь укромное место за городом. Пока не знаю где, но что-нибудь придумаю.
Мне все еще страшно при мысли о «Лагербонде», но я испытываю одновременно и страх, и подъем.
Господи, как же я жду выходных!
23 августа
Сегодня мы собирались на заседание правления по проекту в Гугулету. Мы с Либби потом пошли прогуляться в сады Кирстенбош. Я обожаю это место: оно расположено на полпути по восточному склону Столовой горы, и оттуда открывается потрясающий вид на Капские террасы, в том числе Гугулету. Все растения в садах являются местными, и здесь я черпаю идеи обустройства клумбы с фейнбос в «Хондехуке».
Мы обсудили, куда мне поехать с ним. Я сказала, что хотела бы показать ему настоящую дикую Африку. Я думала о Мала-Мала, но это место стало слишком популярным и людным. Либби предложила заповедник, который принадлежит ее старинной школьной подруге. Там очень тихо, уединенно и много львов. Мне очень нравится наблюдать за львами. Это место называется Купугани, что на зулусском языке означает «вырасти сам»: так в 1960-х годах называлась популярная инициатива по раздаче голодающим африканцам излишков молока, которое производилось на фермах белых. В то время это была настоящая антиправительственная акция. Хозяйка заповедника Филлис — вдова, она разделяет либеральные взгляды Либби. Либби не сомневается, что та не будет иметь ничего против смешанной в расовом отношении пары. Она даже уверена, что Филлис просто придет в восторг.
Мне эта идея понравилась. Либби пообещала позвонить своей подруге. Мне нужно придумать предлог. А нужно ли? Нелс летает по всему миру со своей любовницей, не спрашивая у меня разрешения. Так почему я должна спрашивать его? Я просто скажу, что мне надо уехать на пару дней, потому что хочу побыть одна.
Наверное, Молман успокоился на мой счет, удостоверившись, что я больше не задаю вопросов о «Лагербонде». После встречи с ним у школы Кэролайн прошло почти две недели, и я его ни разу не видела. Но разве можно быть до конца уверенной? Мне все еще страшно. Я решила написать письмо маме — на всякий случай, если со мной что-нибудь случится. Я знаю, что оно разобьет ей сердце, но я могу довериться только своим родителям, которые знают, как поступить правильно.
25
По дороге из Йовиля обратно в Сэндтон Кальдер то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. Движение было плотным, а он не был специалистом по слежке, так что не мог быть уверен, что за ним никто не наблюдает. Подъехав к северному предместью, он обогнул жилой квартал белых, миновал несколько улочек и вернулся на главную улицу Сэндтона. Слежки не было.
После разрухи Йовиля богатство Сэндтона особенно бросалось в глаза. Белые оставили центр Йоханнесбурга и создали свою цитадель роскоши, столь милую сердцу богатых и недоступную для чужаков. Их поведение ничем не отличалось от того, как ведут себя богатые белые во всем мире. «Либби была права», — подумал Кальдер.
Он оставил машину на охраняемой подземной стоянке, поднялся на лифте до первого этажа и вошел в вестибюль гостиницы. Сидящий в кресле лицом к входу человек ждал его, нетерпеливо поглядывая на двери.
Корнелиус.
Кальдер быстро окинул взглядом вестибюль. Никого, если не считать нескольких служащих отеля. Он посмотрел назад — две женщины средних лет с чемоданами усаживались в такси.
— Я один, — сказал Корнелиус, вставая.
— Что вы здесь делаете?
— Я приехал встретиться с вами.
— Из Лондона?
— За последние несколько недель вы сделали очень много для моей семьи, — ответил Корнелиус. — Я решил, что вы заслуживаете объяснений. Личных.
— Тодд разговаривал с вами?
— Да. Пойдемте. Здесь не самое удобное место.
Кальдер вышел за Корнелиусом из отеля, и тот куда-то повел по бесконечным пешеходным дорожкам и аллеям. Алекс постоянно оглядывался через плечо, чтобы убедиться, что за ними никто не идет. Через несколько минут они очутились на современной площади с фонтаном посередине и тридцатифутовым памятником Нельсону Манделе. По ее периметру располагалось множество кафе и уличных ресторанчиков с навесами. Было прохладно, и на открытом воздухе сидело не много посетителей. Корнелиус без труда нашел тихий столик.
— Тодд поправляется, — начал он.
— Он не должен был говорить с вами. Я просил этого не делать, — произнес Кальдер.
— Мне очень жаль, что с вашей сестрой произошло такое несчастье, — продолжал Корнелиус. — И я очень признателен за то, что вы сделали для Тодда и Ким. Я понимаю, что вы дважды едва не поплатились за это жизнью.
— Трижды, — уточнил Кальдер, вспомнив выстрел Виссера. — И теперь я делаю это уже ради себя. Как вы узнали, где я?
— Мне сказала Ким.
Кальдер вспомнил, что оставил ей устное сообщение. Но почему она решила сообщить об этом Корнелиусу? Как она могла?
