— Может и сказать. Но все-таки… Не думаю, что он тоже замешан. А знать бы ему следовало.
Довериться Рикарду? К этому, пожалуй, я был не готов.
— А если обратиться в соответствующие органы?
Изабель резко выдохнула.
— А вот этого тебе никогда не простят. Тебя сочтут предателем. И, кстати, будут правы. Нет. Я считаю, сначала нужно поговорить с Рикарду.
— Хм…
— И?
— Я подумаю.
Я действительно намеревался обдумать ее слова. Но в то же время я был уверен, что самым правильным — по крайней мере пока — было бы сидеть тихо.
Мои подозрения насчет смерти Бельдекоса и собственного приключения в Рио сейчас казались куда как более обоснованными. Но я не хотел обсуждать это с Изабель.
Ей это могло показаться дурной мелодрамой. Мне было плевать, что обо мне подумает Джейми, но совсем не хотел, чтобы любимая девушка считала меня параноиком. И все-таки мне хотелось побольше узнать о человеке, который все чаще и чаще представлялся мне моим предшественником во всей этой истории.
— Каким он был, этот Мартин?
— Вполне милый человек, — ответила Изабель. — Тихий, даже немного робкий. Полностью отдавался работе.
— Он ведь был американцем?
— Да. Из Майами. Работал там в отделении какого-то крупного банка, специализировавшегося на частных счетах латиноамериканских клиентов.
— А чем конкретно он занимался здесь?
— Не могу сказать. Кажется, официально он числился в Dekker Trust. Половину времени проводил здесь, вторую половину — на Каймановых островах. Они с Эдуарду работали над каким-то проектом, я о нем ничего не знаю. Но он явно имел отношение к Dekker Trust. Расспрашивал о наших клиентах, имевших там счета. — Изабель на мгновение умолкла. — То, что с ним произошло… Это ужасно. Ему было всего тридцать.
— Семья? — спросил я.
— Родители. Еще, кажется, брат и сестра. Они в Майами. Даже жениться не успел… — Она осеклась. — То же самое едва не случилось с тобой…
Я кивнул. Теперь она знала, о чем я думал все это время.
13
— Я ушел с факультета.
На моей вилке висел кусок пережаренной свинины. Я сунул его в рот и принялся жевать. И жевать. И жевать. Моя мать никогда не умела готовить.
— Ты это серьезно, дорогой? — спросила она, удивленно подняв брови.
— Бог мой! Когда это случилось? — громогласно вопросил отец.
— С месяц назад.
При нормальных отношениях было бы естественным спросить: «Что ж ты раньше не сказал?» Но у нас нормальных отношений не было. Я давно прекратил попытки обсуждать с родителями любые серьезные вопросы, да и сами они к этому не стремились.
Мы сидели в небольшой квадратной столовой в коттедже, который мои родители купили в Норфолке после того, как отец вышел на пенсию. Хотя апрель уже кончался, было довольно холодно. Когда ветер дул с севера или востока, здесь всегда было холодно — между Северным полюсом и коттеджем практически не было естественных преград. Мы с матерью надели теплые свитера, отец — старый твидовый пиджак.
Мое заявление прозвучало во время небольшой паузы, возникшей в разговоре. Вернее, в монологе. Отец сел на любимого конька: Европа, старые приятели из Сити, леди Тэтчер (титул пристегивался всегда) и крикет. Этот набор не менялся годами, разве что Европа потеснила профсоюзы в качестве основной мишени его ненависти. Он ел и говорил одновременно. Лицо его при этом краснело, на скулах ходили желваки. От нас не требовалось участия, только присутствие. Я не раз думал, а говорят ли они между собой, оставаясь вдвоем. Вывод был неутешительным. Дни, месяцы и годы, проведенные в молчании за столом.
— И что ты собираешься делать? — хмуро поинтересовался отец.
Я ждал этого вопроса, но в этот момент как раз с трудом проглотил не поддающийся пережевыванию кусок мяса и прислушивался, как он с трудом, но все-таки протискивается в мой организм.
— Буду работать в Dekker Ward, — наконец сказал я.
— Dekker Ward! Но это же биржевые маклеры? — Отец отложил вилку и расплылся в широкой улыбке: — Молодец, сынок! Молодец! — Он потянулся через стол и пожал мне руку, немало меня смутив. — Я их прекрасно знаю. Мы приятельствовали со старым лордом Кертоном. Сейчас, он, наверное, на пенсии. Кажется, они занимались плантациями. А в этом деле можно заработать кучу денег, если поймать нужный момент. Кучу денег.
— По-моему, старый лорд Кертон умер, отец. — Мой родитель любил, когда я называл его отцом. — Председатель правления теперь его сын, Эндрю.
Отец с удвоенной силой набросился на свинину. Сегодня у него был праздник.
— Сына не помню. Наверное, еще ходил в школу. Жаль, что старины Джеральда больше нет. — Он отхлебнул воды. — Рассказывай, дружище, что тебя заставило на это решиться?
— Деньги, отец. Мне нужны деньги.
— Деньги ты заработаешь, и сколько захочешь. Сити нынче купается в деньгах. Башковитый молодой человек вроде тебя может сколотить состояние. Я принесу вина. Это надо отметить. — Он встал из-за стола.
Мать, нахмурившись, не сводила с меня глаз.
— Но почему? — еле слышно прошептала она.
— Я на нуле, — так же шепотом ответил я.
Мать кивнула. Для нее это было понятно. Когда мы жили в графстве Суррей, нас бросало от весьма обеспеченной жизни к необходимости экономить каждый пенни. Какое-то время я думал, что это все из-за меня. Я ходил в местную школу, которая довольно скоро стала частной. Мне там очень нравилось. Учителя были превосходными, наша команда регбистов была одной из лучших, я обзавелся хорошими друзьями, а знания, полученные в школе, позволили поступить в Оксфорд. Но все равно меня не покидало чувство вины. Дело было в деньгах. Приходившие из школы счета всегда вызывали у отца раздражение. Я не мог понять почему. Он был биржевым маклером, как и отцы многих моих соучеников, и оплата этих счетов не составляла для него труда. Теперь я почти уверен, что недовольство отца было вызвано его неудачной игрой на бирже, но тогда мне казалось, что во всех финансовых бедах нашей семьи виноват я.
Отец вернулся с бутылкой красного аргентинского. Аргентинское. В десятку. Теперь он без умолку тараторил о старых колониальных акциях, которыми в его время занимался Dekker Ward.
Спустя несколько минут я решился мягко поправить его.
— Сейчас, отец, они в основном работают с Латинской Америкой. И подумывают о том, чтобы развернуть бизнес в России. Поэтому меня и пригласили.
— Что ж, это превосходно.
Отец принялся распространяться о сделках, которые он проворачивал, и о людях, с которыми был знаком, перемежая свою речь афоризмами вроде «в мае продать — горя не знать» и «никогда не доверяй человеку, чей галстук светлее, чем его кожа». Я изучал поверхность обеденного стола, испещренную следами моих школьных занятий. Вмятины от шариковой ручки. Самыми заметными были «окт 197» и «5х + 3».
