– Никакого беспокойства. Был бы рад помочь вам. Когда вернетесь, выпейте за меня пинту горького.
Я заверил сержанта, что непременно выпью, и ушел. Мне еще раз повезло, думал я, что дежурным оказался полицейский, готовый оказать любую посильную помощь. На всем пути от участка до дома Шофмана я не мог забыть мрачное лицо его ирландского коллеги.
Я пешком прошел два квартала до многоквартирного дома, в котором когда-то жил Грег Шофман. Дом стоял в одном из тех приграничных районов, поселяясь в которых, более смелые городские служащие отваживаются внедряться в полуразрушенный Гарлем. Здесь опрятные каменные здания, построенные в конце девятнадцатого века и обновленные к концу двадцатого, перемежались с заброшенными складами и торговыми лавками. На перекрестке расположился чистенький корейский магазин, готовый предложить фрукты и овощи возвращающимся с работы служащим. В этот утренний час улицы были почти пусты. Я заметил лишь пожилого негра, который брел по тротуару, что-то бормоча себе под нос.
Англичанину невозможно представить себе, что такое жизнь в этих районах. Для человека, вскормленного на диете из телевизионных детективов и мрачных репортажей в сводках новостей, нетрудно вообразить, что Нью-Йорк – это поле постоянной войны между белыми интеллигентами и негритянской беднотой. Шофман жил на линии фронта, которая разделяет воюющие стороны. Разумеется, реальность бесконечно более сложна, чем эта примитивная схема, но мне, англичанину, одетому в хороший костюм и гуляющему по окраинам пресловутого Гарлема, было нетрудно поверить, что Шофман стал просто очередной жертвой этой войны.
В хорошо обставленном холле дома Шофмана за столом сидел привратник, охранявший подступы к лифтам. Рассказав ту же басню о старом приятеле из Англии, я спросил его о Шофмане.
Да, привратник хорошо помнит мистера Шофмана. Да, он как раз дежурил вечером девятнадцатого апреля. Нет, он не видел, чтобы мистер Шофман вернулся домой. Не видел его и второй привратник, который пришел на смену в полночь. Да, он совершенно уверен, он бы наверняка запомнил, потому что должен был передать мистеру Шофману пакет. Нет, в пакете не было ничего необычного, просто книги из книжного клуба. Нет, он не может показать мне квартиру, там живет другой человек.
Я ушел, не узнав ничего нового, взял такси и вернулся в отель.
Поднявшись в номер, я упал на кровать, уставился в потолок и погрузился в размышления.
Очевидно, в попытке получить ответ на первый вопрос я потерпел сокрушительное поражение. В Нью-Йорке я должен был пробыть еще день. Я не сомневался, что сержант полиции был прав. Мои шансы узнать, что на самом деле произошло с Шофманом, были ничтожно малы. Но все же я оставался при прежнем убеждении, что исчезновение Шофмана вскоре после его звонка в банк «Хонсю» не было случайностью. Шофман узнал, что облигации «Тремонт-капитала» – это самое настоящее мошенничество, кому-то стало об этом известно, и этот кто-то убрал Шофмана.
Но у меня оставался второй вопрос. Каким образом Вайгель организовал выпуск и продажу облигаций «Тремонт-капитала»? С кем он был связан? Куда делись деньги, полученные от продажи облигаций?
После любой сделки должны оставаться какие-то документы. Вскоре Хамилтон попытается найти следы аферы в Кюрасао. Но что-то должно было остаться и в «Блумфилд Вайс». Лондонская архивистка утверждала, что в центральных архивах нет никаких сведений. Конечно, кто-то мог выбросить все, что так или иначе связано с «Тремонт-капиталом». С другой стороны, офшорная компания еще существует, еще платит проценты. Не исключено, что какие-то документы сохранились у Вайгеля. Но как мне добраться до его бумаг?
Я позвонил Ллойду Харбину.
– Добрый день. Это Пол Марри. Я хотел поблагодарить вас за вчерашнее гостеприимство, – сказал я, надеясь, что он не почувствует неискренности в моем голосе.
– О, не стоит благодарности, – ответил Ллойд таким тоном, в котором я без труда услышал: «Скорей клади трубку, у меня есть дела поважней».
– Не могли бы вы мне дать домашний номер телефона Томми Мастерсона? – попросил я.
– К сожалению, Томми больше нет. Он у нас уже не работает.
– Тем не менее, я был бы вам очень признателен, если бы вы помогли мне. Видите ли, я дал ему на время авторучку, а у него просто не было возможности вернуть ее. Я пользуюсь ею несколько лет, и она мне по-своему очень дорога.
– Прошу прощения, Пол, но я не имею права давать сведения о бывших сотрудниках.
Мне следовало бы учесть, что рассказывать Ллойду Харбину о дорогих воспоминаниях бесполезно. С ним нужно было разговаривать на его языке.
– Послушайте, Ллойд, «Де Джонг энд компани» собирается приступить к покупке бросовых облигаций. На общую сумму двести миллионов долларов. – Я присочинил, но теперь это не имело значения. – Мы можем купить их у «Блумфилд Вайс», а можем – у «Харрисон бразерс». Выбор за вами.
Ллойд понял.
– Подождите, не торопитесь. Я посмотрю. – Не прошло и полминуты, как Ллойд снова отозвался: – 342—6607.
– Благодарю. Мне будет приятно с вами работать, – еще раз солгал я и положил трубку.
Я застал Томми дома и спросил, не хочет ли он поболтать со мной за ленчем. Мы договорились встретиться в итальянском ресторане «Кафе Альфредо», недалеко от дома Томми в Гринвич-вилидж.
На первый взгляд, безработный Томми ничем не отличался от Томми работающего. То же дружелюбие, та же непринужденность.
– Мне было очень жаль, когда вы вчера ушли, – сказал я, воспользовавшись стандартным «вы ушли» вместо более точного «вас выгнали».
– Благодарю, – отозвался Томми. – Это было несколько неожиданно.
– Меня поразило, как это было проделано. Они всегда так поступают? Я имею в виду, тебя вызывают в какой-то кабинет и даже не дают возможности вернуться к своему столу?
– Обычно да, – сказал Томми, – хотя, как правило, сначала тебя хотя бы предупреждают.
– Почему он так поступил? – спросил я.
– Он меня терпеть не может, – ответил Томми. – Моя позиция противоречит всей стратегии «Блумфилд Вайс». Кроме того, я «подрывал его авторитет». В «Блумфилд Вайс» вообще не любят самостоятельно мыслящих служащих. Им не нравятся люди, которые называют грабеж грабежом, а не «уникальной возможностью для инвестиций». Тем не менее, без меня они продадут меньше облигаций и заработают меньше денег. Уже за это я должен быть им благодарен.
– Мне кажется, вы должны быть очень сердиты на «Блумфилд Вайс», – возразил я.
– О, я не пропаду. Возможно, все складывается даже к лучшему. Теперь мне придется искать другое место, такое, где работают люди. Я могу даже вернуться в Калифорнию, и пусть они катятся ко всем чертям.
Несмотря на бодрый вид, Томми на мог подавить горечь в голосе. Это хорошо, подумал я.
– Могу я попросить у вас совета? – спросил я.
