— Что такое?
— Все началось после гибели Ричарда. Сама не знаю, что со мной творится. Думаю, когда умирают такие молодые, поневоле вспоминаешь, что и ты тоже смертна. — Она сжала мою руку. — Прости, я эгоистка, да? Тебе-то, должно быть, гораздо тяжелее.
— Не извиняйся, я же сам спросил. А тяжело нам всем, не мне одному.
С минуту мы помолчали.
— И работа не спасает, — продолжала Карен. — Там у нас сплошной мрак, одна политика и никакого бизнеса. Но я стараюсь не высовываться, сижу себе тихонько, заполняю квиточки.
— И правильно делаешь.
— Надеюсь. Во всяком случае, Боб Форрестер меня уже пару раз похвалил.
— Вот видишь. Все будет в порядке, не переживай.
— Да я не за себя, я больше за Салли переживаю. — Карен на какое-то время ушла в свои невеселые мысли, потом лицо ее просветлело. — Да, тут такой забавный случай вышел. Помнишь Питера Тьюсона из «Банк де Женев э Лозанн»?
— Ну? Вроде припоминаю… Тот тип, что разговаривал с тобой на приеме?
— Он самый. Представляешь, все время приглашает меня куда-нибудь с ним пойти. Сейчас вот говорит, что у него есть два билета на балет. А отвертеться от него трудно, он все-таки один из самых крупных моих клиентов.
Я вспомнил профессорскую физиономию этого Питера, с которым Карен знакомила меня в тот вечер, — никаких особых опасений он у меня не вызывал.
— Ну, если из-за меня, то отказываться не стоит.
— Ладно, уговорил, — рассмеялась Карен. — Только он такой скучный, сил нет. К тому же совсем еще молокосос.
Я нахмурился. Это, знаете ли, уже слишком.
— По-моему, мы с ним ровесники, — сердито буркнул я.
— Господи, ты же отлично понимаешь, что я хотела сказать — смутилась Карен. — Выглядит он куда моложе тебя.
Она была совсем не намного старше меня, однако порой держалась так, будто между нами было не меньше десятка лет разницы. Меня эта ее манерная поза превосходства иной раз раздражала, и Карен это прекрасно знала.
— Во всяком случае, рад, что это не тот, другой парень. Ну, босс лондонского отделения «Банк де Женев э Лозанн». Вот он, по-моему, к тебе очень неравнодушен.
— Ах, Анри Бурже! Да, он куда больше в моем вкусе. — Она кокетливо усмехнулась.
— Еще бы, у него такой безупречный архитектурный вкус, — не без ехидности заметил я.
— И не говори. Офис они себе выстроили кошмарный, правда? — рассмеялась Карен. — А в Нью-Йорке здание у них еще ужаснее.
— Значит, так. Если застукаю тебя с кем-нибудь из этих швейцарских хлыщей, знай: быть беде.
— Похоже, я уже и так попала в беду. — Карен отхлебнула вина.
— О чем ты?
— Офис «Харрисон бразерс» кишит шотландскими полисменами. И они задают кучу вопросов.
— Да ты что!
— Ага. Проверяют всех моих клиентов на предмет наличия у них акций «Фэрсистемс». Допытываются, не вела ли я с ними каких-либо переговоров по этому поводу.
— Меня, положим, это не удивляет. Они проверяют всё и всех. А ты, в конце концов, работаешь на американском рынке акций.
— Да никто из моих клиентов о «Фэрсистемс» слыхом не слыхивал. Глупость какая-то! Я и сама-то о компании ничего не знаю.
— Да говорил я в полиции об этом. Надеюсь, теперь они мне поверят.
— А я надеюсь, что они перестанут лезть к моим клиентам с дурацкими вопросами. Моей репутации на рынке это, сам понимаешь, ничего хорошего не добавляет. — Она вновь отпила глоток вина. — И когда же ты отбываешь в Шотландию?
— В воскресенье вечером. Подумал, что нам неплохо было бы провести выходные вместе.
— Ох, Марк, прости, я маме обещала. В прошлый раз из-за этого несчастья там так все обернулось, что я просто обязана поехать.
— Ладно, — не стал протестовать я, с трудом скрывая разочарование.
Я собирался перед своей трехмесячной ссылкой в Шотландию как можно больше побыть с Карен, но вмешиваться в ее отношения с матерью вредно для здоровья.
— Хватит дуться. — Карен шутливо ткнула меня локтем в бок. — Давай-ка посмотрим руку и пойдем баиньки.
Карен сменила мне повязку, и мы отправились спать. Наши объятия оставили у меня слегка горьковатый осадок — ласкали мы на этот раз друг друга не столь раскованно, самозабвенно и бурно, как обычно.
Это меня угнетало и настораживало. Хотя после смерти Ричарда Карен изо всех сил старалась меня всячески поддерживать, я подспудно ощущал между нами какую-то прохладцу. Конечно, гибель Ричарда потрясла меня, подействовала и на мое сознание, и на подкорку. Неудивительно, если и в сексуальной жизни не обошлось без таких же пагубных для меня последствий. Остается лишь надеяться, что Карен и к этому отнесется с полным пониманием.
* * *
— Я бы хотел взять отпуск на следующие три месяца. Разумеется, без сохранения содержания.
Я смотрел Бобу Форрестеру прямо в глаза. Он сидел, развалясь в кресле, но тем не менее производил впечатление силы и власти — широкие плечи и могучий торс распирают накрахмаленную и отглаженную белую рубашку. Хотя Боб уже десяток лет прожил в Лондоне, выглядел он по-прежнему стопроцентным американцем.
— Что думаешь, Этьен? — обернулся он к возбужденно ерзавшему французу.
— Я против, — мгновенно откликнулся тот. — На рынке творится что-то невообразимое. Сейчас нам нужны все до единого опытные агенты. Отпустим Марка, за ним потянутся другие, и скоро у нас вообще никого не останется.
— В чем-то он прав, как по-твоему? — перевел на меня взгляд Форрестер.
— Я бы не обратился к вам без серьезных на то причин, — настаивал я. — Для меня это очень важно. «Фэрсистемс» — все, что осталось после моего брата. И ради него я просто обязан помочь компании, это мой долг перед ним, если хотите.
Форрестер вежливо выслушал меня, однако чувствовалось, что мои аргументы впечатления на него не произвели. Он задумался. Я знал, о чем, и решил идти с козырей:
— Мне тут названивают в последнее время… Ответа я пока не даю.
Это был грубо прямолинейный ход, но Форрестер не любит, когда с ним хитрят. К тому же, я сказал правду. Я отверг предложение Барри перейти на работу в «Банк де Женев э Лозанн», однако он оставил мне номер своего телефона на случай, если я передумаю. Приглашали меня и другие. На рынке облигаций слухи об успехе распространяются с необыкновенной быстротой. Впрочем, как и о неудачах. К счастью, у меня их пока не было. Мои убытки в «черный вторник», как окрестили день объявления Гринспэном о повышении процентных ставок, ничто по сравнению с теми, которые понесли остальные посредники в Сити.
Форрестер понимал, что в данном случае я говорю с ним с позиции силы.
