Эд по выражению моего лица понял все, что я о нем думаю, и вновь сморщился как от боли.
— Ну, что ты на меня так смотришь! Это Этьен велел мне закрыть сделку.
— Этьен? А он-то здесь при чем?
— При том, что после твоего отъезда он глаз с меня не спускал, следил за каждым моим шагом. И как только десятилетние пошли вниз, сразу распорядился принять меры по минимизации убытков.
— А почему ты не позвонил мне в «Фэрсистемс»?
— Да звонил я! Тебя не было на месте.
Тут я вспомнил, что получал сообщение с просьбой связаться с Эдом. А я оставил его без внимания, с головой ушел в дела компании.
— Этьен приказал избавляться от облигаций, не медля ни минуты, — продолжал оправдываться Эд. — А через два часа после того, как я продал наш пакет, они стали подниматься.
Я был взбешен, но злился не на Эда. В основном на самого себя. А Этьена я готов был просто убить.
— Ладно, Эд, не переживай, — попытался успокоить я его и отправился искать Этьена.
Эд понуро втянул голову в плечи, вновь схватился за телефонную трубку и вперился взглядом в мерцающий экран монитора.
Этьен стоял рядом с Грегом, перебирая какие-то бумаги на столе.
— Этьен, можно тебя на пару слов? — обратился я к нему.
— Попозже, дружище, сейчас я занят, — ответил он с присущим только ему своеобразным акцентом.
По-английски Этьен говорил отлично, однако некоторые слова в его произношении звучали, как невероятная смесь кокни
[24]
и парижского диалекта. При его лощеной внешности получалось это особенно забавно.
— Да нет, именно сейчас, — настаивал я. — Зачем ты велел Эду Бейлису продать мой пакет государственных облигаций?
— Сказал же, попозже. Сказал же, сейчас я занят, — даже не глядя на меня, надменно бросил Этьен и с демонстративно озабоченным видом поднял трубку телефонного аппарата Грега.
Я бесцеремонно выдернул шнур из розетки. Этьен повернулся ко мне, в глазах его плясали злые огоньки.
— На этой сделке мы могли бы заработать миллион долларов. А вместо этого потеряли две сотни тысяч! — При этих моих словах в операционном зале наступила мертвая тишина.
— С такой крупной сделкой Эд все равно бы не справился, — ответил он, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Он еще молокосос. Уже спустил двести тысяч долларов, когда я вмешался. Сколько еще я должен был ждать? Пока он не потеряет полмиллиона?
— За операцию отвечал я. Мог бы мне позвонить.
— А ты сам за последние две недели сколько раз сюда звонил, а?
На какое-то мгновение я растерялся, не зная, что ему на это сказать.
— Ну, как бы…
— Ни одного! — театрально возопил он. — Ты оставляешь пакет стоимостью в четыреста миллионов долларов на попечение парня, который и трех месяцев не проработал. Да еще в самой сложной за многие годы ситуации на рынке. И даже не удосужился ему позвонить! С тобой просто опасно иметь дело, дружище. Смертельно опасно!
Я не стал с ним препираться. Если бы Этьен не вмешался, только одна эта операция во многом помогла бы нам компенсировать те 2,4 миллиона долларов убытков, которые мы потерпели после заявления Гринспэна. Я был зол на Этьена, но одновременно на чем свет стоит клял самого себя. Отчасти Этьен был прав, я должен был контролировать ход операции. Господи, ну что мне стоило перезвонить тогда Эду!
Я решил не вступать в дальнейшие пререкания с Этьеном, заставил себя повернуться к нему спиной и неторопливо зашагал к своему столу. Эд при моем приближении вновь заерзал в кресле. Этьен, не скрывая раздражения, пулей вылетел из операционного зала, а Грег решительно направился к нам.
— Похоже, с этой сделкой вы дали маху, а?
— Да иди ты, — буркнул я.
— Как ты, приятель?
— Бывало и получше.
— А как там в Шотландии?
— Не очень. «Фэрсистемс» скорее всего придется продать.
— Паршиво, — сочувственно проговорил Грег. — Значит, скоро опять к нам?
— Видимо, так.
— Вот это здорово. Мы по тебе уже соскучились. — Он кивком головы указал на Эда: — А он без тебя тут неплохо управлялся. Жаль, что я не смог помешать Этьену закрыть сделку. Кстати, Эд подсобил мне отыскать на твоем «Бондскейпе» пару-другую отличных возможностей.
— Ну, тебе ж всегда везет.
— Нет, серьезно. Держался он молодцом. — С этими словами Грег двинулся к кофеварке.
— Признаю, это моя ошибка, — обернулся я к Эду. — С этого дня без согласования со мной ничего не продаешь и не покупаешь. А я обещаю регулярно тебе звонить. Договорились?
— Договорились.
— Так, и что же нам теперь делать? — задумчиво протянул я. — Начинать всю операцию с десятилетними и двухлетними заново сейчас уже не имеет смысла. Однако деньги, которые мы потеряли в прошлом месяце, как-то возвращать все равно надо.
— Есть тут у меня одна идея, — неуверенно сказал Эд, с опаской заглядывая мне в глаза.
А Грег все-таки прав, Эд у нас умница, с облегчением подумал я.
— Ну-ка, ну-ка, выкладывай. — Я старался казаться как можно больше заинтересованным.
— Взгляни сам, — показал он на подключенные к «Бондскейпу» очки.
Аппарат, судя по всему, прочно занял самое почетное место среди множества других, загромождавших его стол.
Я придвинул кресло, надел очки и перенесся в мир «Бондскейпа». Передо мной расстилались пологие зеленые холмы и рассыпанные по ним здания. Ощущение было одновременно волнующим и умиротворяющим. Вдохновляло то, что в буквальном смысле оказываешься в гуще мировых финансов, где оперируют головокружительными миллиардными суммами. Подавляли уже одни только размеры и могущество рынков мирового капитала. Когда они находились в быстром движении, впечатление создавалось просто пугающее — тебя грозили раздавить стремительно меняющиеся в размерах здания, одни взмывали ввысь над твоей головой, другие проваливались в бездну под твоими ногами.
Однако в такие спокойные дни, как сегодня, здания тихо и мирно нежились на склонах холмов под лучами виртуального солнца. В безоблачном небе с царственной вальяжностью парил орел.
Я очутился у подножия необыкновенно высокого здания, к которому лепились другие, гораздо меньших размеров. Над каждым из них развевался итальянский флаг. Небоскреб занимал на местности весьма внушительную площадь. Это означало, что он представляет крупный выпуск итальянских государственных облигаций, своей доходностью превосходящих другие аналогичные ценные бумаги.
— Это СКТ, август ноль один, — объяснил мне Эд.
