Она подняла резиновый коврик в ногах водительского места.
Под ним не было ничего. Обернувшись к заднему сиденью, ощупала чехлы. Они
плотно прилегали к сиденьям, ничего постороннего под чехлами не прощупывалось.
Лола дернула на себя одну из подушек… И подушка поддалась ее усилиям и легко
сдвинулась с места. Лола потянула сильнее и вытащила обтянутую велюром подушку.
Под ней оказалось квадратное углубление, на дне которого
покоилась самая обыкновенная, довольно тонкая пластиковая папка, перехваченная
розовой резиновой петелькой.
– Немедленно предъявите содержимое мешка для
досмотра! – повторил грозный сержант, надвигаясь на Николая Афанасьевича.
Аветисов понял, что худшие его подозрения подтверждаются.
Что там, в этом проклятом мешке? И ведь теперь не докажешь, что он не имеет к
мешку никакого отношения! Трясущимися руками он пытался развязать мешок, но
проклятая веревка никак не слушалась. Сержант заглядывал через плечо, чем еще больше
нервировал и без того доведенного до крайности человека.
– Что у вас там такое? – спросил безжалостный
Снегиренко. – Почему вы так нервничаете?
– Там ка… кабанчик… – проговорил Аветисов
заплетающимся языком. Веревка никак не развязывалась, и в голову ему полезли
всякие ужасы. Вдруг в мешке вовсе не несчастный кабанчик, а труп, то есть
настоящий, человеческий труп, который эта подлая болтливая девка хотела
перевезти в его машине? Она сказала, что кабанчик весит восемьдесят – девяносто
килограммов… самое то для трупа! А теперь она ото всего отопрется, скажет, что
не имеет никакого отношения к мешку в багажнике, и спихнет свой труп на ни в
чем не повинного водителя…
Наконец, почти обломав ногти, он развязал веревку и
торопливо растопырил горловину мешка.
На него пахнуло густым тоскливым запахом бедности и болезни.
Мешок был под завязку набит старым никчемным тряпьем – таким, которое принимают
на пунктах приема вторсырья для последующей переработки в бумагу. Принимают по
двадцать копеек за килограмм.
– Кабанчик, значит? – спросил сержант Снегиренко,
издевательски уставившись на несчастного водителя. – И где же, интересно,
ваш кабанчик? И зачем вы ввели следственные органы в заблуждение?
Патрульный сержант ГАИ (или ГИБДД, что то же самое) –
это вовсе не следственные органы, это был явный перебор, но несчастный Аветисов
не обратил на это никакого внимания. Он обреченно заглянул в проклятый мешок и
негромко проговорил:
– Она сказала, что это кабанчик…
Сержант выглядел так, как будто только что задержал
серийного убийцу, грозу Кологрива и Крыжополя.
– Интересно, куда это вы везете такое тряпье на своей
иномарке? Да эти тряпки не годятся даже на то, чтобы вашу «тойоту» протирать!
Согласитесь, что это выглядит очень подозрительно!
Николай Афанасьевич разевал рот, как выброшенная на берег
рыба. Он хотел объяснить, что не имеет никакого отношения к проклятому мешку,
но сержант не позволял ему вставить слово.
– Вынимайте немедленно все это тряпье из мешка! У вас,
наверное, под тряпками что-то спрятано!
Задыхаясь от омерзения, Аветисов принялся выбрасывать тряпки
на снег. Дело шло удивительно медленно, мерзкие тряпки не хотели вылезать на
свет, цеплялись друг за друга, запутывались бесформенными клубками. В глубине
мешка ощущалась какая-то плотная тугая масса, и Николай Афанасьевич в ужасе
ожидал, что сейчас вытащит наружу что-то чудовищное, а подлый сержант наблюдал
за ним радостно горящим взором и угрожающе держался за кобуру…
Но когда Аветисов вытряхнул из мешка все его содержимое,
оказалось, что в нем не было ничего страшного – всего лишь грязный детский
полосатый матрасик с корявой чернильной надписью «ноги» на одном конце,
напоминание о детсадовском комфорте советских времен.
– Это все, – растерянно произнес Николай
Афанасьевич, разогнувшись и оглядев рассыпанную по дороге груду тряпья.
– Все? – возмущенно повторил сержант. – А
зачем вы эту дрянь везли?
– Да не мое это! – в который раз повторил
Аветисов. – Это ее мешок!
– Ее? – снова как попугай повторил сержант. –
Кого это – ее?
– Да пассажирки! Я ее подсадил, а она сказала, что в
мешке кабанчик, все уши про него прожужжала…
– Та-ак! Значит, гражданин Аветисов, частным извозом
подрабатываем? А налоги, конечно, не платим?
– Да ничего я не зарабатываю! – простонал Аветисов
чуть ли не со слезами в голосе. – Что с нее возьмешь? Пожалел, что стоит
на морозе, и подсадил…
– Пожалели, значит… – проговорил сержант, медленно
обходя машину. – А кого это вы, интересно, пожалели? Где ваша пассажирка?
– Как – где? – холодея, переспросил Николай
Афанасьевич. – Ясно где, в машине, на переднем сиденье…
– Да? – с веселой злостью проговорил
гаишник. – И где же она, ваша пассажирка? Я ее лично не вижу!
Аветисов догнал сержанта и уставился на переднее сиденье,
где несколько минут назад сидела румяная деревенская болтушка.
Сейчас в машине никого не было.
– Но она была! Она сидела! – потерянно бубнил
Аветисов. – Я ее подсадил… Да вы же сами ее видели…
– Я лично никого, кроме вас, в машине не видел, –
немедленно отрекся сержант Снегиренко, – а если у вас случаются зрительные
галлюцинации, то вам нельзя управлять транспортными средствами.
– Но мешок…
– Вот и я удивляюсь: зачем вам этот мешок с
макулатурой?.. Ладно, на первый раз можете быть свободны, – сержант небрежно
приложил руку к шапке и отступил в сторону, – но я вам лично очень советую
обратиться к врачу. По месту жительства.
Аветисов сел за руль и торопливо включил зажигание. Едва
мотор заработал, он помчался прочь, нервно оглядываясь на странного милиционера.
И только отъехав на несколько километров и отдышавшись, он
съехал на обочину, заглушил мотор и поспешно снял подушку с заднего сиденья.
Его самые худшие подозрения оправдались. Тайник под задним
сиденьем был пуст. Папка пропала.
Лола отправилась в ванну снимать жизнерадостный деревенский
грим.
– А что, – сказал Маркиз, провожая ее
взглядом, – может, так и будешь ходить? Тебе идет! Этакая свежесть, кровь
с молоком…
– Отвяжись! Меня в таком виде Аскольд презирать будет!
Посмотри, как он взъерошился – как при встрече с доберманом! – И Лола
захлопнула за собой дверь ванной комнаты.
Леня положил пластиковую папку на стол и осторожно развязал
тесемки.
Внутри лежало несколько листков бумаги, покрытых
отпечатанными на принтере рядами цифр, и тонкий полиэтиленовый конверт с
обычной компьютерной дискетой.
Интуиция у Маркиза была очень развита. Если бы не она, вряд
ли Леня достиг таких успехов в своей непростой и чрезвычайно опасной профессии.
Больше того, если бы не интуиция, он вряд ли дожил бы до зрелых лет – не раз
ему приходилось балансировать на лезвии бритвы, и только интуиция спасала его
от падения в пропасть.
