– Какие это такие особые отношения? – Огромный
капитан Сойка чуть заметно поморщился.
– Ну, вы же понимаете. – Штукина сощурила глаза и
поджала губы.
– Не понимаю. – Капитан сделал каменное выражение
лица. – Что конкретно вы имеете в виду?
– Ну, Валерия Борисовна… она… как бы это выразиться…
часто одаривала своим вниманием некоторых актрис…
– Кого именно?
– Ну, говорили, что многих… но ведь никто же не
признается… в общем, она старалась приблизить к себе хорошеньких молодых
женщин…
Штукина замолчала, а капитан Сойка тут же подумал, что,
насколько он мог заметить, молодая и красивая актриса была в театре только одна
– та самая Ольга Чижова. Так что выбор у покойной мадам Кликунец был небольшой.
Но зачем она нужна была этой красотке? Неужели из-за денег?
Капитан искоса взглянул на Лизавету Штукину. Она встала, а
капитан оставался сидеть, таким образом они оказались одного роста. Лиза
говорила что-то, округляя глаза и брызгая слюной.
«Ох и мерзкая же баба! – подумал капитан неожиданно для
себя. – И глазки совершенно поросячьи».
Он сделал над собой усилие и вслушался в слова Штукиной.
– Спросите ее, почему она опоздала на репетицию! Мы
ждали всем коллективом! А Главный ей вечно потакает!
– Почему? – вклинился капитан Сойка. – Почему
Главный ей потакает? У него с Чижовой тоже свои особые отношения?
Штукина испугалась, что перегнула палку. Главный в гневе
бывал крут. Запросто может и уволить. Актрисе ее амплуа устроиться нелегко. В
каждом театре нужна только одна травести…
– Ближе к делу, – предложил капитан, – вы
конкретно видели, чтобы покойная Кликунец с Чижовой ссорились, ругались,
выясняли отношения?
– Нет, но она жаловалась, что Валерия не дает ей
проходу…
– Кому жаловалась? Вам? – гаркнул капитан.
– Не-ет… – прошелестела Штукина, не решаясь перед
лицом сурового капитана на откровенную ложь.
– Идите, – спокойно сказал капитан, но глаза его
выразили Штукиной все, что он думает о ее поведении, – вы свободны.
Штукина вышла, губы ее дрожали от унижения.
«Разумеется, – думала она, уныло бредя длинным
полутемным коридором назад к своим собратьям по сцене, – разумеется, эта
крашеная стерва, эта содержанка, эта наглая потаскуха с длинными ногами и
смазливеньким личиком уже успела состроить капитану глазки. И он, как все
мужики, купился на дешевое кокетство. А может, она уже посулила ему себя в
награду за то, чтобы он избавил ее от неприятностей? Что, ну что в ней
хорошего? Кукла Барби какая-то!»
Тут Лиза Штукина вспомнила, что кукла Барби блондинка, а у
Ольги Чижовой карие выразительные глаза и густые, темные от природы волосы.
Откровенно говоря, на Барби она совсем не была похожа. Наедине с собой – но
только наедине – Лиза даже могла признать, что как актриса Ольга очень даже
неплоха… Именно эта здравая мысль вызвала у Лизы наибольшую злость.
«Конечно, будешь казаться замечательной актрисой, если дают
такие выигрышные роли! – возмущенно думала Штукина. – Виола в
„Двенадцатой ночи“, Элиза в „Пигмалионе“… Попробовала бы она хорошо, с
подлинной страстью и глубоким проникновением в образ сыграть Тома Сойера на
детском утреннике! Или Кристофера Робина! Или Пеппи, черт бы ее побрал вместе с
ее Длинным Чулком!»
Зависть очень опасное чувство, нельзя идти у нее на поводу.
Штукина внезапно ощутила такую острую и непреодолимую ненависть к Ольге
Чижовой, что даже остановилась на месте. Ноги ее не держали, на лбу выступила
холодная испарина, и срочно понадобилось в туалет.
Передвигаться после допроса ей разрешили свободно – ведь она
рассказала уже капитану Сойке все, что знала, и еще много лишнего.
Штукина мелкими шажками устремилась к туалету. И вот там, на
подходе, она увидела вдруг на полу что-то блестящее. Только ее зоркие глаза
могли разглядеть в темном углу небольшую вещь. Пол покрывала густая пыль,
потому что уборщица тетя Клава, раздувшаяся от гордости и переживавшая новое
для нее состояние знаменитости – Человека, Который Первым Нашел Труп, так и не
приступила сегодня к своим непосредственным обязанностям. И в этой пыли Лиза
увидела хорошо знакомую всем в театре брошку-змейку. Лиза нагнулась и подняла
брошку.
Тело змейки состояло из тщательно подобранных по размеру и
форме мелких бриллиантов, а глазами ей служили два изумруда чистой воды. Брошку
эту очень любила носить покойная Валерия Борисовна Кликунец, и про это знали
все в театре, от Главного до швейцара.
Но как она здесь очутилась? Возможно, Валерию убили здесь и
брошка упала на пол в процессе борьбы? Или ее потом выронил убийца, когда
убегал? «Но куда он бежал? – задала сама себе вопрос Лиза. – В
туалет, что ли?»
Она огляделась. Поблизости никого не было, никто ее не
видел. Штукина решительно сжала зубы, достала из кармана носовой платок и
завернула в него брошку, аккуратно вытерев то место, которого она коснулась
пальцами. Потом она убрала сверток в карман и целеустремленно зашагала в
сторону грим-уборных. Там тоже никого не было. Она проскользнула в уборную
Ольги и положила брошку поглубже в ящик туалетного столика, не забыв забрать
собственный носовой платок.
Абсолютно никаких мыслей не было в ее голове, все действия
совершала она на автопилоте и опомнилась только в зрительном зале, увидев на
сцене знакомые лица своих коллег.
– Пройдите к остальным! – буркнул ей коренастый
Шурик, как свидетель Штукина его больше не интересовала.
Капитану Сойке надоело высушивать бабские сплетни, и он
вызвал на допрос Главного. Но ничего от него не добился: Олег Игоревич был весь
в искусстве и заявил, что житейские подробности его мало интересуют. Правда, он
дал покойной Валерии объективную характеристику – она действительно очень любила
театр, хорошо разбиралась в режиссуре и актерской игре и, он не боится в этом
признаться, оказывала театру немалую спонсорскую помощь. Так что он лично и
весь театральный коллектив были Валерии Борисовне за это очень благодарны.
Валерия бывала в театре запросто, без приглашения. Она могла посетить
репетицию, никому не приходило в голову ей это запретить. Но вела она себя
вполне корректно, сидела тихонько в зале, работать не мешала и с
неквалифицированными советами не лезла.
– Значит, вы не находите странным то, что тело ее нашли
в декораторской? – обреченно спросил капитан Сойка.
– Ни в малейшей степени! – заверил его
Главный. – Валерия… она могла оказаться абсолютно где угодно, ходила,
знаете ли, где ей вздумается, и гуляла сама по себе, как та кошка у Киплинга.
– Черт знает что! – сказал сам себе капитан Сойка,
оставшись один. – В этом театре бардак творится несусветный! Как и
везде, – подумав, добавил он.
В дверь шариком вкатился напарник.
