– Подожди, – рассмеялась Ира. – У меня в сумке всякие вкусности. Тащи креветки на кухню, пиво сразу положи в морозилку, а я свечи зажгу.
– У нас что, праздник?
– Конечно. У меня давно праздников не было.
– У меня тоже.
Пока Егор варил креветки, Ира положила на стол чистую скатерть, поставила по свече рядом с каждой тарелкой, а центр стола украсила красным сверкающим чудом.
– Не зажигай верхний свет, – попросила она Егора. – И так хорошо видно.
– Мы с этим красным огнем как на маяке. А вокруг море.
После ужина Ира клубочком свернулась на диване и, не моргая, смотрела на красную подтаявшую свечу. Пахло расплавленным парафином. Егор положил на блюдечко большой кусок торта и поставил перед Ирой. Она лениво протянула:
– Это четвертый. И все равно хочется. Я сладкое могу без конца есть. И никогда не толстею. Даже не поправляюсь.
Она съела торт, облизала пальцы, зажмурилась. Егор положил руку ей на бедро. Ира не шевельнулась. Он притянул ее к себе и стал нетерпеливо расстегивать «молнию» на юбке. Затем стянул колготы. Стал нежно целовать живот, место, где кончалась резинка крошечных трусиков. Она вдруг напряглась. Егор посмотрел ей в лицо в свете свечей и вздрогнул. Ему показалось, что милое лицо искажено гримасой отвращения, злобы. Он отвел ее сопротивляющиеся руки от груди, стал умоляюще гладить: «Что ты? Что?» Затем прильнул к губам. Нежный язык коснулся его зубов, гибкие ноги обхватили бедра, Егор услышал нетерпеливый стон, и ему открылось горячее блаженство. Когда он вытянулся рядом с ней, отдыхая, Ира уткнулась лицом в его плечо и, кажется, задремала. Он приподнялся и близко склонился к ее лицу, чтобы услышать дыхание, так тихо она спала. Лицо было спокойным и нежным. Егор вспомнил странную гримасу. «Это, наверно, из-за свечи показалось».
* * *
Дина попросила Николая Ивановича высадить ее за углом дома.
– Конспирация? – улыбнулся он.
– Да так. Развлекаюсь.
Она вышла, помахала ему рукой и не без сожаления проводила взглядом свой серебристый «Мерседес». Был бы толк в этих ее отречениях. Дина ездила к себе в пентхаус на примерку платья, в котором она будет представлять «Черный бриллиант» на выставке авторской коллекции. Драгоценности, которые она наденет, ей пока не привезли. «Ричард сам выберет», – сказал стилист.
Дома было хорошо. Анна Ивановна, домоправительница, поддерживала идеальный порядок. Розы в оранжерее были ухоженными. В комнатах чувствовалось тепло каминов. Анна Ивановна очень боялась сырости: «Живем-то под облаками». Дина вошла в спальню, увидела свой любимый пушистый халат персикового цвета и задохнулась от желания остаться здесь. Послать шофера за Топиком, закрыть дверь на все сверхнадежные запоры, сесть у огня с чашкой настоящего капучино и забыть… Главное – забыть все ужасы с убитыми, украденными детьми, тайны странных, закрытых людей, жестокую жизнь, в которой все сводится к потерям. Было время, когда Дина думала, что ей больше нечего терять. Все потеряно. И вдруг чужие беды бесцеремонно приблизились к ней, нагло все перевернули. Вызвали боль и желание победить невидимых пока врагов, не знающих о ее существовании. Боль и страшную жалость. Маленький Ванечка, несчастная Марина, ее сестренка Женечка, которая, возможно, тоже в опасности. И, конечно, Валентина Петровна, Вера, Олег, баба Лида. Дина вытерла слезы. Надо возвращаться.
Дом на проспекте Вернадского, как всегда по вечерам, был окружен темнотой. Странное дело: фонари вроде бы горят, но ничего не освещают. Подморозило. Дина несколько раз поскользнулась, но устояла на ногах. Обошла крупную фигуру и услышала за спиной характерный звук падения и ругательство, отчетливо произнесенное красивым баритоном.
– Вам помочь? – обернулась Дина.
– Попробуйте, – разрешил мужчина. Дина наклонилась и почувствовала, что от него пахнет спиртным.
– Держитесь за меня.
– С удовольствием, – пробормотал тот и, коснувшись ее руки, неожиданно легко поднялся.
В это время в окне первого этажа зажегся свет, мужчина заглянул Дине в лицо:
– О! У нас появилась красавица. Я польщен и обрадован. Здесь и сейчас никто, кроме меня, не проводит вас до нашей скорбной обители. Судя по внимательному и в то же время доброжелательному взгляду, вы уже поняли, что я ваш сосед по месту жительства, а по призванию и образу жизни – алкоголик. Алкаш, как выразилась бы менее утонченная дама, чем вы. На всякий случай меня зовут Валентином. Я имею в виду крайний случай. Скажем, на дворе вьюга, зима, волки, а из двуногих существ в наличии есть только я. Все бывает, дорогая. Вот и подъезд. Значит, кто-то из нас кого-то привел. А это почти подвиг любви.
Он достаточно резво вошел в подъезд, элегантно махнув Дине на прощанье рукой. Из темноты вдруг вынырнула Шура.
– От кобели! Приставал к тебе?
– С ума сошла? Мы просто встретились у дома. А он в какой квартире живет?
– Квартиры не знаю, а только с Нелькой он живет. С буйнопомешанной. Муж это ее.
– Да ты что! Такой вроде бы веселый и добродушный, а по ночам у них просто линия фронта.
– У ней в голове фронт. А он кобелина сучий. Как все они.
– А кто еще?
– Хер их знает. Все. Наша сволочь. Нелькин козел. Олег Веркин.
– Ты ничего не путаешь? Не может быть, чтобы Олег.
– Чего мне путать. Я всех вижу, кто к кому идет. К Олегу баба два раза приходила, когда Верки дома не было. Я уж ей говорила. Один раз прямо в тот день заявилась, когда их девку того… Такая худущая, с белыми лохмами…
Глава 17
«Мне не нравится, когда ты исчезаешь надолго и до тебя нельзя дозвониться». – Голос Раисы был холодным и скрипучим. Это крайняя степень раздражения. За ней обычно идут мат и угрозы.
– Извини, Рая, но у меня есть свои дела. – Сандра постаралась, чтобы фраза прозвучала мирно. – А сейчас я пришла, потому что готова работать.
Раиса смерила ее выразительным взглядом. Сучка! Готова работать! Сумма прописью нужна, а на дело ей наплевать. Ей на все и всех наплевать. И как она умудряется не моргать своими маленькими темными глазками.
– Давай по делу. От пяти до десяти – на спинной мозг. Два до года – усыновление в Америку и Францию. И один здоровый, шести-семи лет, – почка. Запомнила?
– Конечно.
– С вокзалов только на самый худой конец. Себе дороже получается. Вши, глисты, гонорея и даже СПИД нашли только за последний месяц.
– Нравы ни к черту, – хмыкнула Сандра.
– Теперь: пока будешь работать, телефон не отключай. Бери аванс – пять тысяч. Слушай, а ты чем вообще занимаешься, когда тебя найти нельзя?
– Крестиком вышиваю. Когда не трахаюсь.
– Хамка ты все-таки.
– Зато детям – вторая мама. Первая ты. Ладно, Рая, не обижайся. Как-нибудь посидим, я тебе все расскажу. А сейчас побегу. До созвона.
