12 августа подсудимых, кроме трех воров-иллегалистов, оправдали.
* * *
Эмиля Анри приговорили к смерти еще 28 апреля. Как и положено анархисту-смертнику, он вел себя с нечеловеческим мужеством и не лез за словом в карман. Заявление председателя суда о его «обагренных кровью» руках парировал: «Мои руки в крови, как и ваша красная мантия». Последнее слово, как и положено, Анри использовал для пропаганды: «Мне говорили, что общественные институты основаны на справедливости и равенстве, а я видел вокруг себя сплошные ложь и коварство. Каждый день лишал меня очередной иллюзии. <…> В той безжалостной войне, которую мы объявили буржуазии, мы не просим никакой пощады. Мы несем смерть, и должны принимать ее. Посему я жду вашего вердикта с безразличием. <…> Анархия повсюду, она в конечном счете победит вас и убьет».
Речь Анри стала учебным пособием для единомышленников по всему миру. В 1903 году ее перевела и издала в Женеве русская анархистская группа «Вольная воля».
Казнь Анри 21 мая произвела столь же тягостное впечатление, как и его преступление. Будущий премьер Жорж Клемансо ощутил «невыразимое отвращение к этому административному убийству»: «Злодеяние Анри — это злодеяние дикаря. Реакция общества кажется мне низкой местью». Националист Морис Баррес констатировал: «Казнь Эмиля Анри — психологическая ошибка. Он убивал во имя своих идей, что непростительно; вы к тому же захотели, чтобы он умер за свои идеи».
Всплыли отвратительные подробности. Тело Анри не похоронили, как было объявлено, а отвезли для экспериментов в медицинский институт. Его мать узнала об этом, и 25 мая Эмиля, «Сен-Жюста анархии», как окрестил его Клемансо, все же похоронили. Могила стала местом паломничества; даже в 1905 году на нее пришли двести человек.
Равашоль мстил за жертв Клиши, Вайан — за Равашоля, Анри — за Вайана. За самого Анри отомстил и взошел на эшафот булочник Санте Джеронимо Казерио, бежавший из Италии: на родине ему грозил арест за то, что он раздавал безработным хлеб и брошюры, отпечатанные на свою ничтожную зарплату. 24 июня 1894 года в Лионе Казерио заколол президента Франции Сади Карно ножом с красно-черной рукояткой и, пока его не схватили, бежал за автомобилем мертвеца с криком: «Да здравствует анархия!»
Судьба обвинителя Бюло известна из полной презрительной ненависти заметки Пьера Мюальдеса в «Ла ревю анаршист»: 9 января 1922 года «господина генерального прокурора (Бюло сделал неплохую карьеру. — М. Т.), словно вульгарного пуделя или заурядного пешехода второго класса, раздавил автомобиль».
Полицейский участок на Бон-Занфан по-прежнему существует, только переехал в дом номер 24.
P. S. Анархист был популярным персонажем в раннем французском кино: «Анархист» (1906) Люсьена Нонге, «Анархист» (1906) Фердинанда Зекка, «Покушение» (1908) Луи Фейада. О террористических актах снимали даже комедии («Тото становится анархистом» Эмиля Коля, 1910; «Анархист помимо своей воли», 1911). Событиям 1890-х годов посвящен документальный фильм анонимных авторов «Эти восемь часов, которых им хватило: бойня 1 мая 1891 года в Фурми» (1991). Равашоля в телефильме Освальда Допле «По следам анархистов» (ФРГ, 1972) сыграл Херберт Фляйшманн, Ваше в «Следователе и убийце» (1976) Бертрана Тавернье — Мишель Галабрю. Художникам-анархистам посвящены документальные фильмы «Писарро, его жизнь, его творчество» (1976) Роже Леенхардта, «Писарро» (1982) Т. Джея Кларка, «Камиль Писарро: импрессионист и анархист» Руди Бергманна (Германия, 1999), «Максимилиан Люс» Б. Коффена и Э. Довена (1991) и «Синьяк, или Откровение Света» (2001) Доминик Рембо.
Глава 2
Лувр. Украли «Джоконду»! (1911)
Символом Лувра, да и живописи как таковой, стала в массовом сознании по каким-то иррациоальным причинам «Джоконда» — «Портрет Моны Лизы» (1503–1506) кисти Леонардо да Винчи. Укради ее — и прослывешь величайшим вором в истории, автором идеального, невозможного преступления. Невозможное возможно: однажды ее украли, но имя вора мало кто помнит, а поразительно простая по исполнению кража просто курьезна.
Ранним утром во вторник 22 августа 1911 года почтенный живописец Луи Беру пришел в музей делать наброски для картины «„Мона Лиза“ в Лувре» — и не нашел портрет на месте. Служители отмахнулись: наверное, унесли фотографировать. Несколько часов Беру уговаривал их проверить, так ли это, удостоившись хамской отповеди: «А Венеру Милосскую, часом, не украли?» Выяснив же, что картины нет ни в фотолаборатории, ни на реставрации, музейные работники развернули поиски своими силами, а в полицию обратились в лучшем случае в 12.30, если не в 14.00, как утверждала префектура. В 14.45 полиция заперла все выходы из музея, кроме одного. Эвакуируемых через него посетителей обыскивали. В чем не было ровным счетом никакого смысла: написанную на доске из тополя картину не свернуть и не спрятать за пазуху.
Префект Луи Лепин, возглавлявший парижскую полицию — за вычетом двухлетнего перерыва — в 1893–1913 годах (по словам писателя-анархиста Виктора Сержа, «маленький, холодный, истеричный господин», известный пристрастием к морфию и эфиру), заверил: «„Джоконда“ не покидала Лувра. Украсть ее — все равно что украсть Эйфелеву башню». Небеспочвенный оптимизм: свежа в памяти была ложная тревога, поднятая газетой «Кри де пепле». 22 июля 1910 года она сообщила, что уже месяц, как «Джоконду» похитили, подменив копией. На этот раз и музейщики, и полиция как за соломинку ухватились на призрачную надежду: кража — выходка любителя искусства, проучившего дирекцию за пренебрежение мерами безопасности; или хулиганство уволенного работника, засунувшего шедевр в какой-нибудь укромный уголок; или «просто шутка». Полицейский чин заявил газете «Ле матэн», что официальное расследование не начнется ранее вечера: «Надо дать „вору“ время выдать себя».
Но закрытый на целую неделю Лувр обыскивали сколь дотошно, столь и тщетно. Разве что на служебной лестнице нашли раму и стеклянный короб от картины, а на набережной Сены ручку, оторванную от двери, ведущей на ту самую лестницу. Сам Альфонс Бертильон сравнил отпечаток мизинца, найденный на стекле, с отпечатками двухсот пятидесяти семи сотрудников музея — без толку. Единственное, что было очевидно: «Джоконда» исчезла между 7.25 и 8.35 утра в понедельник, когда музей был закрыт для посетителей, а в его залах велись дежурные работы.
Директор национальных музеев, видный археолог-эллинист Теофиль Омоль, во время кражи наслаждавшийся отпуском, ушел в отставку. Следствие искало то какого-то немца (все зло от немчуры), подозрительно много времени проводившего в Квадратном салоне Лувра, — о нем вспомнили бдительные смотрители, то бежавшего с гвианской каторги рецидивиста. Таможенники задержали швейцарца, имевшего несчастье везти через границу коробку шоколада с «Джокондой» на крышке. Общество друзей Лувра предложило двадцать пять тысяч франков (это семьдесят одна тысяча евро) за возвращение шедевра: откликнулся аноним, пообещавший вернуть картину, если сумму удвоят. Газета «Л’Иллюстрасьон» объявила сбор средств на выкуп с участием «всего Парижа» и сумела удвоить сумму — аноним больше не подал голос.
Версии становились все безрадостнее. Странные люди периодически присылали в Лувр объяснения в любви к «Джоконде» — значит, ее похитил «сексуальный психопат» и уже обезобразил, изувечил, замучил красавицу до смерти. Куплетисты тем временем распевали: «Ты не видел Мону Лизу? Она тут не пробегала?» Комики язвили: «На очереди — Эйфелева башня?»
