Под ученым он подозревал нотариуса, который появился в квартире спустя три минуты. У него в дипломате имелись все необходимые бланки и печати.
А Чугунов так надеялся попасть в свой офис, как-нибудь связаться со своим покровителем. Тогда бы все решилось в его пользу… Но надежды таяли.
Ему еще не раз угрожали расправой. И даже подрезали ухо, прежде чем он поставил свою подпись под дарственной на жилье. И письмишко заставили его написать. Мол, раскаивается он в содеянном, а потому и возвращает квартиру прежним хозяевам.
Но это было только начало.
Из тайника в квартире он выложил на стол семьдесят тысяч долларов — заначка на черный день. А потом со скрипом выписывал документы и доверенности, по которым его мучители весь день, до самого вечера, получали в банке кредиты на его имя — сумму, недостающую до двухсот пятидесяти тысяч. Действовали ребята с размахом. И к утру следующего дня Чугунова отпустили.
Он остался без отремонтированной квартиры с мебелью и без двухсот пятидесяти тысяч. Само обидное, что за прошедшие сутки его никто не пытался искать. И Челентано не подавал признаков жизни…
За грехи нужно платить. Душой Чугунов это понимал. Но жадность не позволяла ему смириться с поражением. Его алчность и униженная гордость требовали реванша…
* * *
Две недели просидел Никита в камере. Он попал под личное покровительство Короля, Меняла относился к нему с подчеркнутым уважением. Вместе с ним сидели несколько более-менее авторитетных пацанов из спортсменов-рэкетменов. Со всеми из них у Никиты сложились неплохие отношения.
Между блатными и братками-спортсменами вражды не было, ни тайной, ни явной.
— А все потому, пацаны, что ваши старшие «авторитеты» срослись с нашими воровскими законами, — авторитетно объяснял Король. — Вы по нашим понятиям живете. А где чисто воровские понятия, там беспредела нет. Там жесткий порядок, там справедливость…
Пацаны, которые называли себя правильными, слушали его с раскрытыми ртами. Еще бы, сам Король им науку преподносил, один из столпов криминального мира.
— Поверьте, пацаны, места под солнцем всем хватит: и вам, спортсменам, и нам, уркаганам. Надо жить в мире и понимании друг с другом, тогда будет все хорошо, все по закону. И крови не будет… Но в нашем мире много жадных людей. А жадность — родная мать беспредела. Отсюда и отморозки. Отсюда рамсы беспредельные. Отсюда кровь. Разборки надо чинить по понятиям. Сами не разобрались, зовите авторитетных людей, которые жизнь знают. Они вас разведут… Нет, есть уроды, для которых одна разборка — автомат… У американцев есть поговорка: «Полковник Кольт уравнял шансы…» Та же ситуация и у нас. Стреляют где ни попадя, машины взрывают, ядами травят… Нельзя так. Мокруха — она баланс нарушает. Мокруха — это как пурген, она ослабляет нас перед ментами… Надо жить в мире, — еще раз повторил Король.
И замолчал. И даже вроде бы затосковал. Будто понял, что словами делу не поможешь. Как ни старайся, а как были беспредельщики в криминальном мире, так они и остались. И случай с ним самим служил тому ярким примером. Какой-то отморозок посмел поднять на него руку. И едва не свел в могилу. А началось все из-за какого-то пустяка, из-за доли в небольшой коммерческой фирме.
Тюремная почта работала исправно. По проводам, натянутым по стенам изолятора, то и дело приходили малявы. Вчера пришла одна очень интересная записка. Для Короля. Он прочитал ее. И сказал:
— Ну все, ответку я дал…
Никите уже не надо было объяснять, что это такое.
Король ответил своему врагу.
— Нет больше черта, — с уважением глядя на Короля, сказал Никите Гена Измайловский.
За покушение на жизнь законного вора наказание только одно — смерть. И если бы Король не дал ответ, его положение в этом мире очень пошатнулось бы. А так он еще раз доказал свою силу, еще выше поднял свой авторитет… Молодые пацаны смотрели на него, как на какого-то божка.
Не раз приходили малявы по адресу Никиты. На замысловатом языке он получал известия о ходе следствия. Сам он на допросах держался одной твердой линии — ничего не видел, ничего не знаю. И, судя по сообщениям извне, остальные пацаны из их «пятерки» крепко стояли на той же позиции.
Старались и Кэп с Горбылем. Были задействованы все связи, команды, проводилась интенсивная работа со следователями, судьями, в полный рост шли в атаку адвокаты. И в один прекрасный момент бастион обвинения рухнул. Никиту и других выпустили из-под стражи под подписку о невыезде.
Никита не знал, случайно это было или кто-то все подстроил, но из изолятора он вышел одновременно с Виталом, Вованом, Чаусом и Гирей. А в насмешку над ментами на улице Петровке их поджидал роскошный лимузин. А возле него Кэп и Горбыль. Крестные отцы мафии. Мокрые глаза и сухие улыбки. С распростертыми объятиями встречают своих бойцов. Только искренне ли все это? Может, просто игра на публику…
Никита с трудом удержал на губах улыбку, когда Кэп три раза коснулся его щек холодными губами. Не очень приятны ему были эти лобзания. Объятия и тройные поцелуи — традиции, почерпнутые из фильма «Крестный отец». И ничего удивительного — Кэп и Горбыль выросли на этом фильме, истории о «Коза ностре» и американском рэкете — это школа, в которой они постигали гангстерскую науку…
В лимузине было тесно. Шутка ли, вместе с водителем туда влезли восемь человек.
— В тесноте, да не в обиде. — Кэп растянул губы в резиновой улыбке.
— И никого лишнего, — сказал Витал. Он многозначительно посмотрел на Гирю.
— Ты, Гиря, конечно, дебил, — сказал Чаус. — Но я тебя прощаю.
— Ага, — кивнул Вован. — Кто старое помянет, тому прибор за щеку.
— Вы моя гордость, пацаны! — помпезно заявил Кэп. — Слышал я, круто вас менты трепали…
— Ну так! — осклабился Вован. И выставил на обозрение щербатый рот. — Вон сколько зубов, гады, счесали…
— А у меня ливер до сих пор всмятку, — скривился Чаус.
— А я чуть не забыл, как дышать, — сухо бросил Никита.
— Тоже противогаз на голову натягивали? — спросил Витал.
— Нет, просто пакет…
— А мне слоника делали. И по ногам палками били… Козлы!
— Ничего, за одного битого сотню небитых дают…
Теперь вся братва в столице будет знать, что под Кэпом крутые пацаны ходят. Еще крепче Кэпа уважать будут… Никита незаметно усмехнулся. Вот куда загнул хитрозадый. Их менты, значит, прессовали, они в камерах вонью парашной провонялись, а уважать за это должны не их, а Кэпа…
— Я своих пацанов в беде не бросаю, — продолжал петь себе дифирамбы Кэп. — Даже если бы на вас мокруху смогли навесить, все одно бы вас на волю вырвал…
— Да ты чо, Кэп, думаешь, мы не понимаем, — сказал Витал. — За тобой как за каменной стеной…
— Замучили вас менты, устали вы… Надо вам отдохнуть.
