Дверь распахнулась, и Леня, которому прежде уже приходилось
бывать в квартире ювелира, в очередной раз поразился толщине мощной
бронированной двери, количеству необычных и чрезвычайно надежных швейцарских
замков и еще больше — стражам Ивана Францевича — Парфенычу, седому и
морщинистому, но при этом сильному и подвижному, как тигр, и огромному псу, кавказской
овчарке по кличке Шторм, чьи оскаленные желтые клыки и грозный взгляд сделали
бы честь даже льву.
— Здравствуй, Леня, — проговорил Парфенья,
закрывая за гостем дверь, достойную самого надежного банковского сейфа, —
оружия при себе, надеюсь, не носишь?
Шторм при этих словах чуть заметно обнажил клыки, как бы
поддерживая реплику хозяина.
— Вы же знаете, Парфеныч, я оружия не уважаю, —
ответил Леня, подняв руки.
— Ну и правильно, — Парфеныч тем не менее быстро и
ловко обыскал посетителя и кивнул, — ну проходи, Иван Францевич ждет.
Леня прошел знакомым коридором и оказался в кабинете
ювелира.
Никакого евроремонта, тяжелая старинная мебель из красного
дерева, несколько темных картин на стенах и сам Иван Францевич, такой же
старомодный и надежный, с редкими прядями седых волос, аккуратно разложенными
по желтоватому черепу.
— Здравствуйте, молодой человек. — Ювелир вежливо
приподнялся.
Он прекрасно знал Ленино имя, но искусственно сохранял
известную дистанцию. Он вообще не любил фамильярности и чопорно держался даже с
хорошо знакомыми людьми.
— Присаживайтесь, — старик указал на глубокое
кожаное кресло, — не желаете ли кофе? Парфеныч принесет!
— Нет, благодарю вас.
Сочтя, что приличия соблюдены, ювелир наклонился, приблизив
лицо к своему посетителю, и заинтересованно проговорил:
— Вы сказали, что можете мне сообщить кое-что
интересное об одном старинном бриллиантовом гарнитуре?
— Да, вот об этом. — Леня положил на стол газету с
фотографиями.
Иван Францевич неторопливо выдвинул ящик стола, достал
оттуда ювелирную лупу в черной черепаховой оправе, вставил ее в глаз и
внимательно уставился на фотографию.
Леня молча ждал. В кабинете царила глубокая тишина, густая и
вязкая, как темное лесное болото. Только иногда раздавался чуть слышный треск
рассыхающегося дерева.
Наконец ювелир распрямился, вынул из глаза лупу и
внимательно посмотрел на своего молодого посетителя.
— Ну и что? — проговорил он наконец, выдержав
долгую многозначительную паузу.
— Что это за коллекция? — спросил Леня. —
Какова ее история? Кому она принадлежит сейчас?
— Слишком много вопросов. — Иван Францевич
поморщился. — Для чего вам эта информация? Учитывая вашу профессию…
— Что вы! — Леня приподнялся в кресле. — Вы
подумали.., да нет, у меня ничего подобного и в мыслях не было! Дело совсем в
другом.., и весь вопрос упирается в теперешнего владельца. Если это
криминальная личность…
— Нет, — прервал его ювелир, — это вполне
приличный человек.., насколько вообще современные богатые люди могут быть
приличными людьми.
— Тогда у меня есть доказательства того, что владельца
кинули.., обманули, — перевел Леня на настоящий русский язык, — и
того, что по крайней мере часть этой коллекции украдена и подменена.
Иван Францевич откинулся в кресле и уставился на своего
посетителя внимательным изучающим взглядом.
— Что это за доказательства? — спросил он наконец,
когда тишина в кабинете снова сгустилась, как старый ликер.
Леня достал из внутреннего кармана фотографию. По его
просьбе хороший фотограф выделил из снимка, сделанного покойным Тимофеем в
«Белом олене», фрагмент, на котором осталось только ушко юной девицы и
бриллиантовая серьга в этом ушке. Фотография была увеличена насколько возможно,
и сережка была очень хорошо видна.
Иван Францевич внимательно рассмотрел фотографию и поднял
взгляд на Маркиза:
— Эта фотография ничего не доказывает.
— Не доказывает, — согласился Леня, — если не
знать, где и когда она сделана и кто на ней изображен.
— Увольте! — Ювелир отшатнулся от Лени, как будто
тот превратился в рассерженного скорпиона. — Я не хочу знать никаких имен!
Мне достаточно много лет, и я хочу спать спокойно!
— Хорошо, — Маркиз кивнул, — имен не будет.
Будет только дата. Эта фотография сделана в небольшом уютном
ресторане, судя по дате на снимке, неделю назад. Насколько я представляю
осторожность и неторопливость организаторов выставок такого масштаба, к этому
времени коллекция должна была уже находиться в Лондоне или по крайней мере на
пути туда.
— Да, это так, — согласился ювелир.
— Так что вряд ли эти серьги могли быть на жене или,
допустим, дочери владельца.
— Он мог заказать копии украшений, — медленно
проговорил Иван Францевич.
— Мог, конечно.., если это был он. Но вся беда в том,
что вы мне сказали — владелец коллекции — человек далекий от криминала, а
девушка на фотографии — дочь крупного уголовного авторитета, лидера
криминальной группировки…
— Умоляю! — Ювелир перекосился. — Вы обещали
— никаких имен! Тем более связанных с уголовщиной…
— Хорошо, имен не будет. Мы с вами обсуждаем чисто
теоретическую проблему. Что будет, если перед открытием выставки обнаружится,
что в Лондон привезли подделки?
— Репутации владельца будет нанесен серьезный урон.
Возникнет подозрение, что он планировал неуклюжую аферу со страховкой
экспонатов. Кроме того, под подозрением окажется подлинность других его
коллекций — живописи старых мастеров, античных монет, резных камей.., короче,
этого человека ждут очень серьезные неприятности.
— Я так и думал. Так может быть, вы сообщите заранее
этому человеку, чтобы он мог принять какие-то меры для предупреждения скандала?
На этот раз Иван Францевич замолчал надолго.
Леня думал уже, что так и не дождется ответа, но наконец
ювелир поднял на него глаза и сказал:
— Я слишком стар для того, чтобы вмешиваться в такие
дела. Мы поступим по-другому. Вы молодой человек и любите рискованную игру. Сообщите
ему сами. Я назову вам имя.
— А как же ваше правило — никаких имен?
— Правила существуют для того, чтобы их нарушать..,
кроме того, вы поставили меня в довольно сложное положение, и нарушение одного
из моих правил — меньшее из возможных зол.
Ювелир помолчал некоторое время и продолжил:
— У камней, как у людей, есть своя душа, своя жизнь,
своя история. Только жизнь у них дольше человеческой, а история — интереснее.
Тот гарнитур, к которому принадлежат ваши серьги…
— Они вовсе не мои! — вклинился Маркиз в монолог
старика.
