— Подъем! — громко заорал один. Бомжи начали медленно просыпаться, сонно протирать глаза.
— Я сказал, подъем!
На этот раз крик был подкреплен длинной и оглушительной очередью из автомата. Она придала бомжам ускорения. Они горохом посыпались в проход. Как солдаты срочной службы перед лицом грозного старшины. Даже Валера удивился их прыти.
Сам он замешкался. Но не потому, что хотел получить пулю в лоб. Просто он помогал спуститься Лельке.
Никита тоже спустился вниз. Он думал, что их сейчас выведут на улицу, к умывальникам. Да куда там. Видать, водные процедуры не входили в распорядок дня. Наверное, считалось, что вода вредна для бомжа.
Ошибся он и в другом. Он решил, что их всех для порядка построят. Но нет. Два крепких парня втащили в барак большую кастрюлю с кашей, поставили ее на стол. А еще двое принесли бак с водой. Чтобы от жажды пленники не сдохли.
На этом все и закончилось. Чистильщики исчезли.
— Я же говорил, что нас кашей будут кормить, — довольно протянул один бомж.
И рванулся к кастрюле. За ним было дернулись и остальные.
— Стоять! — рявкнул Валера. — На место!.. Вчера он убедительно доказал всем свое превосходство. И сейчас никто не смел ослушаться его.
Он сам подошел к баку с кашей, заглянул в него.
— Каша, — сказал он. — Дробь шестнадцать… Без масла. Но горячая… Толпа загудела.
— А из чего мы будем это есть? — спросил Никита.
— Не из чего, брат, — невесело вздохнул Валера. — Сами скоты и нас за скотов держат… Думают, руками из одной кастрюли жрать будем…
— А больше нечем, — послышался голос из толпы.
— Руками будем хавать, — решил Валера. — Но сначала пусть каша остынет…
— Зачем ждать? — не поняли его.
— А горячая каша руки обожжет…
Хорошо, есть наполненный водой бак с краником. Чашек нет, но можно подставить рот прямо под струю. Под этой струей Валера тщательно вымыл руки. И когда каша немного остыла, сложенными руками, как черпаком, зачерпнул первую порцию. И переложил ее в сомкнутые ладошки Лельки. Затем свою долю получил Никита. И себе Валера тоже зачерпнул. Дальше кашу раздавал «разводящий» из бомжей. Валера ртом «разгружал» свои руки. И заодно следил за порядком.
Никита одобрял его действия. Анархия в бараке не нужна.
Через час после завтрака двери в барак снова открылись. Появились чистильщики. Один из них оценивающим взглядом прошелся по толпе. И выдернул из нее самых доходяг. В том числе и сифилитика с продавленным носом.
Он отобрал шестерых. И всех забрал с собой.
Взгляд у мужика с седыми волосами тяжелый и презрительный. Рядом с ним три чистильщика с автоматами. И чуть в стороне еще пятеро крепких парней в камуфляже, но без оружия.
Гарик был в числе тех шестерых бомжей, которых выдернули из общей толпы, под конвоем вывели за «колючку», через лес привели на какую-то крохотную поляну перед болотом.
— Ты, — мужик показал на Гарика. — Ты первый!.. На негнущихся ногах Гарик подошел к нему.
— У тебя нос продавлен. Почему? — спросил мужик. И тут же сам ответил на свой вопрос. — Сифилис?
— Да… — сознался Гарик.
Сифилис на последней стадии.
Но чувствовал он себя вроде неплохо. И даже смог пережить вчерашний день. А сколько здоровых людей вчера ласты склеили.
— Ничего, вылечим, — сказал седой.
Гарик не мог поверить своим ушам. Болезнь у него неизлечимая. Он знает это. И даже привык к мысли, что скоро умрет. А тут ему обещают жизнь. В это действительно было трудно поверить.
— Правда? — робко спросил он.
— Правда, — кивнул седой. — Сейчас мы отправим тебя в наш лазарет. У нас отличные доктора, лучшие лекарства…
Доктора без лекарств — это ерунда. Но если с лучшими лекарствами… Гарик воспрял духом.
— Только сначала расскажи нам, как прошла ночь в бараке?
Гарик не заставил себя упрашивать. И рассказал все. Про девку, которая не из их общины. Свеженькая, мол, девка, чистенькая. И очень красивая. Но ее берегут два здоровых молодца с крепкими кулаками. Они тоже не из общины. Случайные. Но они всю ночь верховодили над ними. И били морды всем, кто пытался им возражать…
Только седой вполуха слушал его. И когда Гарик закончил, он сказал, обращаясь к безоружным парням в камуфляже:
— Вот видите, иногда совсем не обязательно угрожать, чтобы человек раскрылся перед вами…
— Можно просто наврать с три короба, — гаркнул кто-то.
— Наврать? — опешил Гарик. — Вы мне наврали?..
— Я никогда не вру! — сразил его убийственным взглядом седой. — И если я сказал, что вылечу тебя, значит, вылечу…
В руке у него вдруг появился нож. Одной рукой он схватил Гарика за волосы, задрал кверху голову.
— Вы не должны бояться крови, — сказал седой, снова обращаясь к парням. — Вы должны уметь убивать. Это очень просто…
Гарик зажмурил глаза. Сейчас он мог надеяться только на чудо. Но чуда не произошло. Острый нож полоснул его по горлу…
Умирая, он снова слышал голос седого:
— Можно сделать «колумбийский галстук». Это делается так…
Больше Гарик ничего не слышал. И не чувствовал, как седой вытаскивает наружу его язык через дыру в горле…
Глава третья
Каменистый грунт с трудом отступал вглубь под ударами кирки. Чем глубже, тем сильней требовалось бить. А руки-то не казенные. Зато силы в них от казенных харчей — а это, значит, какие силы?
Вымотался Гиря, на ногах еле стоит. А в голове бум-бум — будто не он сам, а кто-то другой киркой долбит. Да не по земле, а по его башке…
От внешнего ограждения лагеря до речки совсем ничего — метров двести. И нужно прорыть траншею, чтобы уложить канализационную трубу. Этим занимается дюжина зэков, Гиря в их числе. Не повезло ему. На промзоне хоть дурака повалять можно. А здесь за тобой глаз да глаз.
Работы за территорией зоны. Бригаду их конвоиры пасут. Три «срочника» с автоматами и прапорщик Лось. Вообще-то ему больше фамилия Козел подходит. В натуре, козел. Забодал всех тут. Не нравится ему зэков пасти. Потому и хочет работу раньше срока завершить. И дает волю рукам. Вернее, ногам. Ходит по краю траншеи, гад, да смотрит, не остановился ли кто. И если вдруг передых у кого, бац ногой по голове. И снова пошла работа…
Гиря по голове получать не любит. Потому и пашет как проклятый. Совсем нет сил…
И Рыжик вкалывает. Рыжик — он блатной. Пятнадцатилетний срок за убийство тянет. Вор, «отрицалово». А гляди ж ты, за лопату взялся. И еще трое блатных с ним. Тоже пашут, как папы Карло.
