— Ну так давай ко мне… У меня тут дело конкретное вызревает…
Но Змееныш даже не стал интересоваться, какое у него дело.
— Нет, я сам по себе, — упрямился он.
Оставалось только подождать, когда хмель развяжет ему язык. Дальше пара провоцирующих вопросиков — и пьяный вор начнет бить себя в грудь. Я такой, мол, я сякой. Самого себя с потрохами сдаст.
Но до исповеди дело не дошло. В один прекрасный момент, когда Змееныш вышел на кухню за водой, в дверь сильно ударили — похоже, кувалдой. Вторым ударом ее вырвали с мясом, и в квартиру ворвались люди в темно-серой униформе с желтыми буквами «ОМОН». Правда, аббревиатура была тиснута на спину, поэтому надписи Саня не видел.
Кулик и опомниться не успел, как два спецназовца сбили его с ног, ткнули носом в грязный пол, за спиной щелкнули наручники Та же участь постигла и Змееныша. Его ломали на кухне.
Чьи-то сильные руки проникли под Санину куртку, вытащили из оперкобуры «Макаров» Из кармана были изъяты наручники. Послышался голос.
— А он подкован…
Сильные руки схватили его за куртку, поставили на ноги.
Он увидел двух омоновцев в брониках и с автоматами. За ними мужика в кашемировом пиджаке и шелковой рубахе без галстука. Рожа чисто ментовская. Явный опер. Коллега, мать его так!
— Не, ну вы, братаны, даете… — покачал головой Саня.
Договорить ему не дали.
— Тамбовский волк тебе братан! — прорычал омоновец.
И неожиданно ударил его кулаком под дых.
Саня захрипел, чуть согнулся в поясе. Но голову оттянул назад. Злость затмила глаза. Он уже не соображал, что делал. Хрясь! И от удара головой омоновец отлетел к стене. Второй резко вскинул автомат Но Кулик уже знал, что делает.
Ударом ноги он отбил автомат в сторону. И той же ногой въехал спецназовцу в живот.
— Уроды! Я же мент! — заорал он. И это спасло его от пули. Мужик в кашемировом пиджаке навел на него пистолет. Но стрелять не стал.
— Оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант Кулик!
Это отрезвило и омоновцев, которые уже оправились от боли и неожиданности. Они очень хотели взять реванш. И обрадовались бы, если б он соврал насчет того, что мент…
— Удостоверение! — потребовал опер.
— В кармане… Блин, «пушку» вытащили, а ксиву оставили…
Омоновец с распухающей переносицей осторожно приблизился к Сане и вытащил из кармана рубахи удостоверение.
— Уголовный розыск. Битовское отделение. Старший лейтенант Кулик. Вроде не липа, — резюмировал он.
— Битово? — Лицо опера растянулось в улыбке. — Как там майор Круча поживает?
— Жив-здоров Степан Степаныч. Чего и вам желает…
Сане льстило, что его начальника знает чуть ли не вся ментовская Москва.
— Степан Степанычу привет, — осклабился омоновец.
И этот его знает. Ну точно, не начальник, а ходячая легенда. Дядя Степа милиционер.
— Капитан Грибалев, старший оперуполномоченный уголовного розыска… — представился мужик в пиджаке.
Ну точно, опер.
— А что вы здесь делаете, Александр Васильевич? — Его тон захрустел официальностью, как сухарь в зубах.
— Да вот ехал, смотрю, мужик голосует. Я его сразу срисовал. Змееныш, он у нас по ориентировке проходил. Ну и решил, прежде чем сдать, по душам поговорить…
— Чувствуется школа, — кивнул Грибалев. — Извини, Александр Батькович, погорячились…
— Извините, товарищ старший лейтенант. Не сразу разобрались…
И омоновцы покаялись.
Грибалев больше не нуждался в них. По его команде они покинули квартиру.
Он подошел к столу, сел на табурет. Рядом пристроился Кулик. Его не гнали. Напротив, он был даже нужен.
— Куй железо не отходя от кассы. Так ваш Круча говорит или я что-то путаю?..
Ну вот, Степана Степаныча уже как классика цитируют. Хотя это и не его слова, но говорит он именно так.
— Да говорит, — кивнул Саня. — А еще он говорит: куй железо, пока до уголовно-процессуального кодекса дело не дошло…
В комнате появился еще один мент. Мужик в кожанке. Наверняка тоже опер. Из одного отделения с Грибалевым. В поводу он держал Змееныша.
— Ну что, Петро? — спросил Грибалев.
— Запрещенных предметов нет, — пожал плечами тот.
— Жаль… Значит, обойдемся без понятых, — спокойно проговорил. — И без кодекса… — И тут же резко Змеенышу: — Зачем, гад, старуху убил?
— Какую старуху? — побледнел Змееныш.
И начал в растерянности озираться по сторонам.
— Ну, блин, Раскольников хренов! Я тебе покажу, какую!
Грибалев сорвался с места, схватил Змееныша за грудки и припер его к стенке. Одной рукой держал его, а второй достал пистолет, стволом вдавил его в пах.
— Колись, сука!
Неплохо сработано. Психологический эффект налицо. Грубая сила, природная жесткость опера сделали свое дело. Змееныш внутренне сломался. Не каждый мент способен на такой результат. Но Грибалев мент по жизни — Кулик это сразу понял.
Змееныш сломался. Но, увы, колоться не стал.
— Да не знаю, про какую старуху разговор?
А он, похоже, и в самом деле ничего не понимает.
— Дарья Алексеевна Калмыкова… Ну что, проветрились мозги?
Грибалев отпустил Змееныша и сел на место.
— Дарья Алексеевна? Ее что, убили?
— Ну ты, блин, даешь! Кому ты понты кидаешь? — взорвался второй опер.
Но, в отличие от Грибалева, на жесткий прессинг не пошел. А это сейчас уже и не нужно.
— Да век воли не видать! Не убивал я ее! — Змееныш пустил сопли. — Я у нее квартиру снимал. На хату шел, да не дошел. Чую, неладное. Я и застопорился. Ну, думаю, менты, засада. Я заднюю и включил. Больше на эту хату ни ногой… Да не убивал я ее, начальник. Хлебом клянусь!
Казалось, Змееныш сейчас упадет на колени.
— Ты у меня завтра дерьмом с параши клясться будешь! — зарычал Грибалев. — Я тебя, падла, раскручу на признанку…
Он встал из-за стола.
— Давай в отделение его, — сказал он своему напарнику. — Мы ему там мозги вправим… И сам он собрался уходить.
— Постой, — взял его под руку Кулик.
— Чего?
— Развел ты Змееныша классно. Как дерьмо мягкий. Сок из него давить надо, пока не затвердел. Он убил старуху или нет, это пусть следаки выясняют. А мы давай его на кражи раскрутим. Прям сейчас. Авось со своей «земли» какой «висяк» скинешь. А вдруг и с моей что сорвется?
