— А вы разве не знаете?
— Может, и знаю. Но мне бы хотелось услышать это от вас…
— Ночью я спала. Одна. Это вас устраивает?
— Да. Но только то, что вы спали одна… Почему вы не хотите рассказать мне о вашем ночном свидании с соседом?
— Так вы это и сами должны знать. Ко мне сегодня ночью приезжал наряд вневедомственной охраны…
— Все правильно. К ним поступил сигнал о нападении на охраняемый объект. А потом, ваше ружье грохотало на всю округу.
— А вы и в самом деле все знаете…
— Должность обязывает. Итак, я слушаю…
— В общем, сосед ночью на своей лодке слишком близко подплыл к моему катеру. Включилась сигнализация. А я, как вы видите, девочка смелая, когда-то даже пионеркой была. Вот и схватилась за ружье. Кстати, оно законно за мной числится…
— Не сомневаюсь…
— Спросонья бегу на пристань. А там сосед в лодке, фонарем своим светит, ищет что-то… Ну я и пальнула для острастки несколько раз в воздух…
— А вот сосед ваш, Сечкин Борислав Александрович, утверждает, что картечь едва не задела его…
— Ну так я поверх голов и стреляла…
— А не боялись попасть?
— Я, между прочим, очень хорошо стреляю…
— Где-то учились?
— В тире…
— В каком?
— А я разве обязана отвечать на эти вопросы? — В голосе Жанны послышалось недовольство.
— Нет. Но вы обязаны сварить мне кофе…
— Вы опасный человек, товарищ начальник уголовного розыска, — сменила она гнев на милость.
— За это меня в милиции и держат…
— Ну раз вы такой, пойдемте на кухню… Жанна сварила кофе.
— А он у вас и в самом деле чудный…
— Теперь вы, наверное, попросите коньяку? — усмехнулась она.
— Нет, только пончик и сто граммов водки…
— От скромности вы не умрете…
— А кто вам сказал, что я собираюсь умирать?
— Так вы серьезно насчет водки?
— Конечно. Только не сейчас. Если вы не против, мы отправимся с вами в ресторан…
— Я не пью водку…
— Зато я пью. А вам закажу сок. Какой вы предпочитаете?
— Я предпочитаю мартини…
— Отлично. Значит, вы согласны…
— А разве я это сказала?
— Это видно по вашим глазам!
— Ничего не видно, — покачала она головой. — И никуда я с вами не поеду…
— Значит, придется идти пешком. Учтите, это не ближний свет… Итак, на чем мы с вами остановились?.. Вы стреляли в вашего соседа. А как он на это отреагировал?
— Испугался. Залег на дно лодки. И его приятели тоже попрятали головы…
— А сколько их было, этих приятелей?
— Три человека…
— И все они вели себя тихо, как овечки?
— Да. Ведь у меня было ружье. А стреляю я неплохо…
— А они, между прочим, стреляют еще лучше. — Степан говорил очень серьезно. — Может, вы не знаете, так я объясню. Ваш сосед — бандитский авторитет. Вы понимаете, о чем я?
— Да, я читаю газеты и в курсе того, что творится в нашем мире. А еще телевизор смотрю…
— Хорошо, что вы не сталкивались с этими типами в реальной жизни…
— Ну почему не сталкивалась? Вчера вот столкнулась…
— Тогда будем считать, что легко отделались… Кого искал ваш сосед?
— Да, он сказал, что они кого-то ищут…
— Кого именно?
— Сказал, что какого-то дядьку…
— Не дядьку ли Черномора?
— Знаете, не уточнили, — улыбнулась Жанна. И посмотрела на часы.
— А зря. Ваш сосед, между прочим, хороший сказочник…
— Вы меня, конечно, извините, но мне кажется, что вам уже пора…
От нее вдруг повеяло сухостью. И взгляд зачерствел.
— Почему вам так кажется?
— Потому что я вам сказала все, что знаю… Извините, но мне некогда. У меня дела…
— Какие?
— Все вам нужно знать…
— Понял, ухожу.
Она проводила его до ворот. И без всякого сожаления выставила на улицу.
Сильная женщина…
* * *
— Значит, Селюнин сбежал от вас…
Степан не хотел верить в это. От братков так просто не убежишь. Но, увы, у него не было доказательств их вины. Уж очень дружно пели бандюки.
— Да, сбежал, — упрямо твердил Клод. — Виноват, начальник, не надо было его трогать. Но я как лучше хотел…
Эта пластинка не менялась уже двое суток.
Клод и его дружки сидели в кутузке третьи сутки. Они подозревались в совершении преступления, по которому Степан и не собирался заводить уголовное дело. Даже мотивированного постановления не выносилось. Словом, находились они под стражей совершенно незаконно.
Впрочем, это никого не волновало. Братки и не пытались призывать на помощь адвокатов, не рыпались писать жалобы прокурору. Такова была установка Сафрона.
Самого Сафрона Степан выпустил в тот же час, как за решеткой оказались Клод со товарищи.
— Ладно, ступай. Еще раз на досуге подумай…
Тоже дежурная фраза. Ну, подумает Клод еще ночку. И снова будет твердить одно и то же. Сбежал от них Селюнин, сбежал…
А завтра Степан его отпустит. Нет больше смысла содержать его под стражей.
Да и неприятностей не хотелось. Уголовно-процессуальный кодекс вещь тонкая и скользкая. И если следовать ему, то у него нет никаких оснований возбуждать уголовное дело по факту похищения Селюнина. Потерпевшего нет. Свидетелей нет. Обвинение будет держаться только на показаниях братков. Но стоит только отнестись к этому делу серьезно, как они тут же откажутся от своих признаний. Скажут, что никакого Селюнина и знать не знают. Тем более протоколы допросов не велись.
Степан только один раз ударил Клода. У него дома. В отделении себе этого не позволял. Можно было, да только во всем нужно знать меру. Нельзя доводить бандитов до отчаяния. Они хоть и не совсем дикие, но нее же хищники. У них есть зубы, могут и укусить.
И Сафрона, пожалуй, тоже пора оставить в покое.
Спецназовцы по-прежнему держали его братков под прицелом. С подачи Степана во вкус вошли. В дома и квартиры уже не вламываются, но на улицах пасут. Появится кто — раз, и руки на капот, ноги в растопырку. Но куда страшней для Сафрона удары по его заведениям.
Сафрон терпел. Но уже был на грани. Еще немного, и он сорвется. Нанесет ответный удар.
