— Да, мы тоже под колпаком. За нами следят, — сказал Миша.
И с высоты колокольни глянул вниз.
— Только мы должны делать вид, будто ничего не замечаем.
— Значит, и за мной тоже следят? — спросил Рома.
— Они ждали, когда ты к нам придешь. Ты должен был к нам прийти. Чтобы рассказать про золото…
— Откуда вы знали про золото?
— Про то золото, которое ты нашел, мы не знали ничего. Не знали, что ты к нам придешь… Но ты пришел. Значит, это должно было случиться. Значит, именно этого ждали они…
— Они уже стянули сюда все свои силы. Ты слышал шум моторов. Это они. Нас окружили.
— Получается, мы в ловушке.
— Да. Поэтому у нас оружие…. Но ты не переживай, у нас есть выход. Только сначала нужно пошуметь…
— А вот и они!
В руках у Миши был пульт дистанционного управления. Он нажал на клавишу. И вспыхнули прожектора. Они светили с часовни и залили светом все вокруг. И высветили людей, много людей. Они кольцом сужались к часовне.
— Ну что, начнем? — спросил Миша у самого себя и сбросил вниз гранату.
Взрыв. Чей-то стон. Люди внизу остановились, залегли. И ударили по колокольне из всех автоматов. Грохот очередей, свист пуль. Но Рома, Иннокентий и Миша были в безопасности. Они залегли на площадке, их надежно скрывал бетонный парапет.
— Концерт по заявкам трудящихся, — сказал Миша и снова швырнул вниз «лимонку».
Рома также не сплоховал. Приготовил к бою свои гранаты и одну за другой пошвырял вниз. Грохот разрывов, визг осколков, стоны раненых…
— Закрой глаза крепко-крепко! — велел Роме Иннокентий.
И швырнул вниз световую гранату. Мощная вспышка ослепила врага. И в это время Миша выключил прожекторы.
— Уходим, — сказал Иннокентий.
— Как? — спросил Рома.
— Вот, — он показал на трос, который тянулся от колокольни далеко-далеко в лес. По нисходящей.
Цепляйся за него — и вперед, к спасению. Пронесешься над вражьими головами.
Только как далеко «улетишь» на нем?
Внизу было темно, у противника «куриная слепота» — результат световой вспышки. И не видят боевики, что происходит наверху. Самый подходящий момент для бегства. Молодцы ребята, все у них предусмотрено…
Миша «улетел» первым. За ним Иннокентий. Но сначала они помогли зацепиться Роме. Страховочный пояс, страховочный трос, карабин.
Рома набрал в легкие побольше воздуха — будто глубоко в воду нырять собирался. И сиганул вниз.
А в это время снизу кто-то послал длинную автоматную очередь. Наугад стреляли или по цели, но пуля перебила трос. Хорошо, Рома успел схватиться за него руками, зафиксировал свое положение. Поэтому он не провалился в бездну, а опустился в нее вместе с обрывком троса. Это смягчило его падение.
И все же он больно стукнулся о стену часовни. И потерял сознание…
* * *
Очнулся Рома в больничной палате. Пластиковые стены, подвесной потолок. Кондиционер. Комфорт. Ослепительная белизна. Приятный запах антисептика.
Он лежал на высокой койке. На лице кислородная маска, рука под капельницей. Ноги в гипсе. Только такое ощущение, что это не просто гипсовая стяжка, а кандалы. Ими он прикован к койке. А руки, ноги у него целы…
Он помнил, что произошло с ним до того, как он потерял сознание. Он попал в руки врагов. Людей Ныркова. Они могли пощадить его, не добить автоматной очередью в упор. Но комфортное лечение они обеспечить ему не могли. Самое лучшее, какой-нибудь грязный подвал, соломенная подстилка. Как хочешь, так и выживай.
А тут на тебе, палата, как в лучших больницах Парижа и Лондона. Очаровательная сестра. Глазки ему строит. Вот она встала, прошлась по палате. Коротенький халатик, чуть толстоватые ножки, но такие упругие и аппетитные. И бюст убойный. В разрезе халатика видна ложбинка между грудями. И сестренка так многозначительно сунула туда свой пальчик. И провела языком по губам.
Сочная медсестра… А может, это проделки майора Кручи?
Точно! Степан Степаныч, Федот, Эдик и Саня прибыли в Семиречье. И навели здесь свои порядки. С Нырковым покончено. А Рому увезли в областную больницу, поместили на лечение в платную палату.
Друзья у него что надо. И не прочь пошутить. Вот подсунули ему сюда бабу. Чтобы развлекала его…
Рома хотел спросить, как зовут эту крошку. Но язык ему не повиновался. Он попытался шевельнуться, но тело парализовано.
А сестренка разошлась. Она откинула простыню. Похотливо замурлыкала. Скинула с себя халатик. А под ним ничего….
Сестренка забралась на Рому. Только нанизаться на него не смогла.
Рому разбил паралич. Может быть, даже искусственный. Ему отказывались повиноваться все члены тела, в том числе и этот, который между ног. Но сестре было до фени. Изображая экстаз, она закрутилась на нем, задергала задом.
И в это время открылась дверь в палату. Рома с ужасом увидел Риту. В руках букет цветов, на плечи наброшен белый накрахмаленный халатик.
Она стояла в дверях. И задыхалась от возмущения, глядя, как сестричка трудится над ним. А та и не думала отрываться от него. Продолжала извиваться на нем. И наплевать, что кто-то видит…
— Рома! Прогони ее! — потребовала растерянно Рита.
А как он мог что-то сделать, если ни язык, ни руки не повиновались ему?
— Ах, вы так!
Рита в гневе швырнула в него букет цветов и выскочила из палаты. И громко хлопнула дверью.
Медсестра только этого и ждала. Она оторвалась от Ромы. Глянула на него с презрением.
— Мент! Козел! — прошипела она. И вышла из палаты.
Рома ничего не понимал. Зато ему стало все ясно, когда в палату вошел… Нырков.
— Ну вот и свиделись, мент приблудный! — пренебрежительно скривился он. — Думал, умнее всех. А остался в дураках. И твои дружки в дураках остались. Думали, так легко провести моих людей. Теперь они на том свете.
Рома понял, про каких дружков говорит Нырков. Про Иннокентия и Мишу. Трос перебила пуля. Рома упал по одну сторону от точки разрыва, а те — по другую. Их не пощадили.
— Твоих дружков пристрелили, как собак. А на тебя пулю пожалели. Знаешь почему?
«Урод!..»
Увы, ругаться Рома мог только мысленно. Впрочем, Нырков понял все по его взгляду,
— Злишься?.. Правильно делаешь. Тебе есть на что злиться… Видишь ли, мне нравится Маргарита. Даже более того. Может, ты этого не знаешь, но я вдовец. А Маргарита — моя будущая жена…
«Что?!»
— Удивлен?.. Удивлен… Хотя, наверное, не очень. Наверное, догадываешься, почему я убил Пашу, твоего друга…
