Проблема решилась через другого братка, которого Саня Кулик привел в чувство. Пригрозил отпустить его. Чтобы затем пристрелить его при попытке к бегству. Это подействовало. Уже не крутой парнишка, а размазня согласился везти их к месту, где должны были находиться его шефы.
К этому времени к дому подтянулся Степан Круча. Сонный, но довольный проделанной работой.
– Ты, Степан Степаныч, как всегда, прав был, – не из лести, а ради констатации факта сказал Эдик. – Клюнули эти ослы на наживку…
– Не одному ж Штырю хитроумным быть, – усмехнулся Круча. – У него свои комбинации, у нас свои… Как на Штыря выйти, узнали?
– И на Штыря, и на Петлюру…
– Что ж, придется тогда мне побыть Буденным… А вот еще один эскадрон, – показал он на появившихся Комова и Лозового. – Давайте по коням, орлы!
Дорога была каждая минута.
Глава десятая
Чемодан с вещами упакован. Это в одну руку. Во второй Штырь понесет кейс с сорока тысячами долларов. Все готово к бегству. Машины только нет. Были Два джипа, да их Петлюра забрал. Кирилла мочить отправился. Бойцов своих на это дело бросил, сам с ними поехал. Если удача улыбнется ему, он вернется. Придется улетать завтра за границу вместе с ним. Придется искать способ, как убрать его уже там, за кордоном. Но было бы куда лучше, если бы он не вернулся. Ни он сам, ни его пацаны. А выбраться из этой деревенской глуши можно и пешком. Всего три километра по проселочной дороге, там трасса. Ночью попутку не поймать. Но до утра не так уж много времени. Остановит машину, доберется до ближайшего города. А там на поезд – и куда-нибудь в сибирскую глушь. Пусть попробует кто-нибудь его найти. Через какое-то время он оформит на себя фальшивый загранпаспорт и по нему слиняет за границу.
У него уже сейчас есть такой паспорт. С открытой визой. И авиабилет до Амстердама. Но им можно будет воспользоваться в том случае, если он точно будет знать, что и Петлюра, и никто из его людей не попали в лапы к ментам. Если это случится, то завтра в аэропорту его будут ждать с наручниками.
В этом доме Штырь чувствовал себя затворником. Особенно сейчас, когда за каждым его шагом следил Василь. Петлюра оставил его в качестве телохранителя.
Но Штырь-то знал, Василь больше надзиратель, чем охранник. И если он сейчас рванет из дому, этот хмырь попытается остановить его. И остановит. Ведь у Василя ствол, а у Штыря нет даже ножа… Хотя нет, нож у него есть. Кухонный. С гнущимся лезвием. Но это ерунда. Убить можно и таким. Если уметь. А убивать Аркаша умел.
Он убивал. Не раз и не два. Он крутой, он в авторитете. И при этом должен терпеть при себе Петлюру, который совсем оборзел, чуть ли не напрямую помыкает им. И этот Василь… А не много ли берет на себя этот хмырь?
Штырь взял со стола нож, вытер его, пощупал на палец остроту лезвия. Да, пожалуй, Пора показать себя во всей красе.
Зазвонил мобильник. Штырь приложил «трубу» к уху.
– Что такое? – с барским презрением ко всем и всему спросил он.
На проводе Петлюра. Только он мог звонить ему по этому телефону. Так и оказалось.
– Ты говорил, что бомба два раза в одну воронку не падает, – сказал Петлюра.
– Говорил…
– Так вот, бомба упала и попала в ту самую воронку. И мои пацаны попали. Всех завалили…
«Почему же тогда ты сам жив?» – мысленно спросил Штырь.
– Ты мне ответишь за это, – с угрозой заявил он.
– Я?! – Петлюра был крайне удивлен. Явно не ожидал такого выпада. Будто уже забыл, что Штырь его шеф, что он может скрутить его в бараний рог за проваленное дело.
– Ты меня на этого ублюдка натравил! – возмутился он.
– А ты все завалил! – отрезал Штырь. – Отвечать придется…
И тут же сменил гнев на милость.
– Хотя ладно, не в моем положении тебя казнить. Одной цепью связаны… Ты сейчас где?
– В Битове.
– Всех твоих пацанов, говоришь, положили.
– Всех до одного… На месте расскажу. Жди, к утру буду…
Петлюра отключился. Но Штырь сделал вид, будто тот все еще на связи.
– Василя, говоришь, к телефону позвать? – якобы у Петлюры спросил он. И громко крикнул: – Василь, тебя!
Тот не заставил себя ждать. Влетел в комнату, взял трубку, приложил ее к уху. И удивленно выпучил глаза.
– Ничего не слышно…
– А сейчас? – зло спросил Штырь.
И с силой всадил нож Василю под правое нижнее ребро. И провернул в ране лезвие. Василь захрипел, выгнулся, как фанерный лист на ветру. Изо рта хлынула сначала пена, затем кровь. А Штырь продолжал проворачивать нож. Пока Василь замертво не рухнул на пол.
– Зачем ты это сделал? – громом средь ясного неба прозвучал в ушах голос Петлюры.
Штырь вздрогнул, повернулся к двери. Перед ним стоял Петлюра собственной персоной. В руке пистолет.
– Эй, я не понял… – Штырь в ужасе вытянул вперед руки.
Будто так можно было защититься от пули.
– Ты думал, я в Битове? – усмехнулся Петлюра. – Да нет, я тут, рядом с тобой был… Зачем Василя замочил, гад? Удрать хотел?
– Хотел… Только не один. Тебя бы дождался и вместе бы удрали. Задолбала меня эта Россия…
– Ты кому мозги лечишь? Я тебя, гниду, раскусил. Ты нарочно подставил меня под Кручу. Как знал, что на хате этого козла нас будет ждать засада…
– Что за дичь ты несешь?
– Понял я, зачем ты Василя замочил. Чтобы ствол у него забрать. Чтобы меня пулей встретить. Сам за кордон хотел сорваться, без меня, без нас… А я ведь тебе, падле, верил. А ты… Ладно, будем исправлять ошибку…
Петлюра чуть придавил спусковой крючок пистолета.
– Эй, погоди! – в ужасе взвыл Штырь. Неужели все? Неужели его жизнь закончилась?… Но он так хочет жить…
– Что, помолиться перед смертью хочешь?
– Нет…
Какие молитвы? Он не верил в бога. Он не верил в добро. Он всегда верил только в самого себя… Но сейчас веры в себя нет никакой. Перед лицом смерти Аркаша явственно осознал, какое ничтожество он из себя представляет…
– А зря. Надо молиться. Глядишь, я и помилую тебя…
– Какие молитвы? Я ни одной не знаю. Даже «Отче наш»…
– «Отче наш»?! – зашелся в сатанинском смехе Петлюра. – Ты думаешь, мне это нужно… Мне нужны номера твоих банковских счетов за границей. Это лучшая для тебя молитва. Ты расскажешь мне, как добраться до твоих миллионов…
– Какие миллионы?! Какие счета?!
– Не хочешь говорить, а зря. Ведь жадность фраера. сгубила… Или ты не фраер?
– Да какая разница?
– Вот именно, какая разница… Там, – Петлюра вознес глаза к потолку, – все равны…
