Аида проснулась недавно. Но так неохота выбираться из спального мешка. Во сне ей привиделся Петр, она снова убивала его. Но это не кошмар. Кошмаром можно было назвать ту реальность, в которой она сейчас пребывала. Сырая смрадная пещера, санитарно-гигиенические условия нулевые, с провизией проблема, с водой тоже. Медикаментов почти не осталось. А у них раненые… Капкан, в общем. Одна радость – русских спецназовцев поблизости нет и не ожидается. Условия ужасные, но можно перевести дух…
Аида – единственная «неверная» среди всех. Все уже привыкли к тому, что она не принимает участия в общей молитве. Сейчас утро, утренний намаз. На коленях все, кроме тяжело раненных. И кроме нее. Она – единственная, кто может лежать. Ее ценят и уважают. Но все равно – и чеченцы, и арабы, и даже русский Мустафа – все косятся на нее. Но ей плевать… Верующие нашлись. Вся их вера показная. В автомат и гранату они верят больше, чем в своего Аллаха…
– Ва хува хаййюн ля ямуту биядихиль хайру ва хува аля кулли шайин кадир… – бормочет Кабир.
Руки соединены и приподняты, кончики пальцев – на уровне плеч. Ладони раскрыты вверх и к лицу…
Аида достаточно долго жила среди мусульман, чтобы не знать, что на устах у Кабира. «Аллах превыше всего. Нет божества, кроме Аллаха Единого, не имеющего сотоварища, власть принадлежит Ему, хвала только Ему»… Кабир не только хвалит своего Аллаха, он молит его о помощи. Хотя прекрасно знает, что помочь ему может только сам. Или очередной отчаянный шаг с его стороны, или пулю в висок…
Молитва закончилась, какое-то время Кабир выходил из показного экстаза. Затем подошел к Аиде.
– Лежишь? – недовольно посмотрел на нее.
Дерзить Аида не стала, хотя так и подмывало сказать пару ласковых слов.
– Лежу, – с напускной безмятежностью кивнула она. – Думу думаю…
– О чем думы?
– О нашей хреновой жизни…
– Чем тебе наша жизнь не нравится?
– А тебе нравится?..
– На все воля Аллаха!
– Что сказал посланник Аллаха, когда увидел человека в грязной одежде? – насмешливо спросила Аида. – Он что, этот человек, не нашел воды, чтобы постирать свою одежду?
– Не тронь Аллаха, – нахмурился Кабир.
– А ты не тронь меня! – блеснула взглядом Аида.
Ислам ее совершенно не волнует. Как и православие. Но ей не нравилось, когда ее одергивают. Дескать, не касайся Корана своими грязными устами… Сами такие чистые, ха-ха! У них даже мисвака нет, чтобы чистить по утрам зубы. А надо бы. Ислам учит соблюдать чистоту и чистить зубы мисваком, желательно при каждом намазе…
– Будет тебе вода, – пошел на мировую Кабир. – Джума и Гафур сходят к реке…
– А если на спецов нарвутся?
– Как там у вас, у русских? Волков бояться – в лес не ходить… – в ус усмехнулся Кабир. – Только мы сами – волки, нас бояться должны…
– Должны-то должны… Сосунки-срочники нас боятся, а такие, как Феликс, – нет…
– Зачем ты мне о нем сказала? – помрачнел Кабир.
– А затем, что Феликс на свободе…
– Долго не протянет – от ран сдохнет…
– Давай, давай, тешь себя надеждой…
– Не трави душу, Аида.
– А что делать? Не подожжешь дров, огня не получишь… Где твой огонь, Кабир? Сидишь здесь, как мышь в норе…
– Помощь подойти должна, – неуверенно сказал он.
– Долго же тебе придется ждать. Твой Абдульфарим крест на тебе поставил…
Кабир хотел сказать что-то гневное, резкое, но промолчал. Потому что и сам прекрасно понимал, в каком положении находится.
– Мы уже провернули одну акцию в России, – сказала Аида. – Почему бы не пойти на второй заход?
– Это как раз то, о чем я думаю, – кивнул он.
– И о чем ты думаешь?
– Надо найти Филина и наказать…
В мудрости Кабиру не откажешь. Только беда в том, что мыслит он в одной плоскости.
– Мы знаем только имя его и фамилию, – покачала головой Аида. – Но мы не знаем, где он живет, в смысле, прописан. И где дислоцируется его отряд, нам тоже неизвестно. Это ГРУ, дорогой мой, а не ментовка. Это Кабаржина мы легко вычислили, потому что было кому помочь. А военная разведка для тебя темный лес…
– Ну, не совсем темный, если я смог получить информацию…
– Твой человек про них случайно узнал.
– Это не случайность, это закономерность.
– Я бы, дорогой, на твоем месте хвост не распускала. Филина нужно наказать, с этим никто не спорит. Но даже если мы его найдем и уничтожим, нам это мало что даст. Что такое один русский офицер по сравнению с мировой революцией? А тебе сейчас только мировая революция может помочь… Помнишь, я говорила тебе про русского банкира, которому нужен теракт в России?
– Ты сильная женщина, – недовольно покосился на нее Кабир. – Но почему тогда была слабой? Надо было убить его. А ты его не убила…
Кабир не без основания считал, что Аида спала с Борисом. Ревновать он, может, и не ревновал, во всяком случае, не похоже на то. Но смерти его желал…
– Как я могла его убить, если он нам нужен?
– Зачем нужен?.. Почему ты веришь этой грязной собаке? Разве ты не поняла, что этот пес тебе врал, чтобы сохранить свою поганую шкуру? Не нужен ему был теракт…
– Даже если он мне наврал, ты забываешь, что у меня есть достаточно крепкая веревка, чтобы затянуть узел на его шее…
В тайнике под Битовом у нее находился пистолет – орудие убийства. А также диктофонная кассета с компроматом на Бориса.
– Так давай затянем! – взбодрился Кабир.
– Давай… Даже если Брайнин соврал, даже если нет никакого Старыгина, мы все равно заставим его подать нам на блюдечке три миллиона долларов, которые он нам обещал…
Вообще-то, речь шла о пяти миллионах. Но Кабиру незачем об этом знать. Два миллиона Аида собиралась присвоить себе.
Врет Кабир, не за торжество ислама он воюет, а чисто за деньги. Но раз уж он пускает пыль в глаза своим джихадом, то пусть и дальше воюет якобы за свою идею. На урезанном ею же финансовом пайке. Аида же и не скрывает, что ее волнуют исключительно деньги. А раз так, то она имеет полное право присвоить себе два миллиона. Тем более что оставшиеся три – сумма колоссальная.
– А теракт, о котором он говорил? – озадаченно смотрел на нее Кабир. – Мы заставим его заказать этот теракт!
– А триста лет нам сдался его заказ. У нас что, у самих мозгов нет? Да за три миллиона мы всю Россию взорвем!
– Да, да! – подхватил Кабир. – Мы взорвем всю Россию! Это будет священная война против неверных!
Снова громкие слова. Впрочем, Аида уже давно привыкла к ним, и ее уже не коробило.
