— А золото контрабандное?
— Я тебе ничего не скажу, начальник.
Комов пристально посмотрел на Матвея, презрительно усмехнулся.
— Не скажешь. Видать, много крови на этом золоте…
— Не знаю. У Гены надо спросить. Он, может, в курсе…
— У Гены уже не спросишь. Теперь все шишки на него, да?
— Не будем об этом, начальник. Оформляй дело, отправляй в камеру.
— Оформим дело, и СИЗО тебе будет, Битков…
В камеру Матвей возвращался в подавленном настроении. Он ощущал себя неудачником: и карты раскрыл, и поблажек себе не выторговал.
* * *
«Фупазор! Пэтэушнег! В газенваген, сцука! Факйу, жывотнае!..»
В том же духе, в том же ключе… Стук, стук, стук, стучит клавиатура! Чморите, мальчики! Чморите всех!..
В сетевой паутине Тимоша чувствовал себя пауком; где-то на высоте летают мухи — актеры, певцы, писатели, журналисты. Пусть летают, а Тимоша будет ловить их, вернее, подлавливать — не так сыграл, не так спел, не так написал. Они талантливые, они успешные, но ничего — вот вам, вот! Стук, стук, стук, зависть выбивает обидные слова на клавиатуре. Всех, вся — ф топку, ф печь, ф пекло!..
Тимоша чувствовал себя богом, низвергателем кумиров. Он так увлекся травлей очередной жертвы, что не заметил, как сзади подошла мама.
— Дурью маешься? — качая головой, с упреком спросила она.
— Слифф защитан! — ляпнул Тимоша.
— Что?
— Да так, ничего, — опомнившись, мотнул он головой.
— Нельзя обижать людей.
— На правду не обижаются.
— За правду еще и бьют.
— Да ладно…
— Там к тебе девушка пришла.
— Оксана?! — ликующе встрепенулся Тимоша.
Не так давно и, как всегда, безуспешно он попытался завязать отношения с красавицей барменшей. Слова ей красивые говорил, стихи читал, и ничего, стоит, как на дурака смотрит. Тимоша лишний раз убедился, что люди нормальный язык не понимают… Правда, Сеня подошел и с ходу взял, казалось бы, неприступную крепость. Еще сказал, что Тимоша крутой. Она почти поверила. А когда Сеня ушел, даже телефон его взяла. Правда, свой не оставила. И звонить ему не обещала…
Тимоша вышел в коридор. На пороге стояла девушка. Не сказать, что красавица, но выглядит эффектно. Прическа, косметика, срез футболки значительно выше пупка, плоский загорелый животик, джинсы с такой низкой талией, что можно заметить щетинку лобковых волос…
— Ты Тимофей? — завораживающе улыбнулась она.
— Я.
Он почувствовал, как от волнения немеют пальцы рук.
— Я к тебе по поручению.
— От кого, от Оксаны? — выпалил он.
— Да.
— Проходи.
— Нет, лучше ты. У вас во дворе так зелено, так хорошо…
Они вышли на детскую площадку в окружении пышных кленов и тополей. Не самое хорошее место. Не так давно Тимоша выгуливал здесь собаку, та навалила кучу, в которую влез маленький братик тринадцатилетнего паренька. Подросток возмутился; Тимошу обидела его наглость, он полез в драку, но получил отпор. Мало того, что тринадцатилетний салага отделал его под орех, так его еще и в милицию забрали, до самого вечера продержали…
На скамейке сидела девушка с собранными в косу волосами. Завидев Тимошу, она поднялась, сняла солнцезащитные очки. Он узнал ее. Это была Эльвира, восходящая звезда эстрады, красавица, умница…
— Ну, здравствуй, подонок! — хищно улыбнулась девушка.
Тимоша вспомнил, что недели две назад проехался асфальтоукладчиком по гостевой книге на ее сайте. На всю страну объявил, что Эльвира — проститутка. И для убедительности наврал, что в прошлом году снял ее на Ярославке и… В общем, нафантазировал вдоволь…
— Если правильно, то падонок, — промямлил он с напором на первую гласную в последнем слове.
— Так и знала, что ты чмошник очкастый! — презрительно воскликнула она.
Тимоше не нравился ее боевой настрой, наряд тем более: рокерские перчатки, футболка с длинным рукавом, просторные льняные штаны, кроссовки с высоким берцем.
— А-а, не знаю… — в дурном предчувствии проблеял он.
— Думаешь, тебя трудно было вычислить, мерзописец?
— Э-э, виноват…
— Виноват. А виноватых бьют…
Эльвира вдруг резко крутнулась на месте; Тимоша даже не успел заметить, как она выбросила из-под себя ногу. Пятка с размаха врезалась ему в скулу; удар оказался настолько сильным, что Тимоша не смог устоять на ногах. Он упал в песочницу, ткнувшись носом в сухую собачью какашку.
Эльвира дождалась, когда он поднимется, и ударила снова. Рукой, в голову. Он попытался защититься и даже коснулся ее кулака, который на полпути повернул назад. Оказалось, что это был обманный удар. Воспользовавшись его оплошностью, Эльвира двинула его ногой в живот, а когда он согнулся, добавила коленкой в лицо…
Он поднимался, она била. Он поднимался, а она… Возможно, она бы его убила, если бы мимо не проходил участковый Козаков.
— Прекратить, милиция!
Эльвира и ее подружка ретировались, а Тимоша остался на месте.
— Бочков, снова ты! — яростно взревел Козаков. — Девчонок обижать вздумал!
— Я обижаю?! — с ненавистью посмотрел на него Тимоша.
В прошлый раз досталось ему, он же и пострадал. Набросился с кулаками на семиклассника, но тот дал отпор — разбил нос и губу. Так он домой потом пошел, а Тимошу отправили за решетку. И сейчас, похоже, та же история — он пострадавший, а его в милицию.
— А то кто же!
Участковый взял его за руку и повел к своей машине.
— Ты задержан, Бочков!
— Но меня избили, я в крови…
— Вот и дашь показания!
От Козакова пахло потом, табаком, пивом, сушеной рыбой и волчьим коварством, Тимоша мог побиться об заклад, что показания придется давать в «обезьяннике», среди уголовников, как в прошлый раз. Но участкового лучше не злить. Когда-то давно, три-четыре года назад, Тимоша в кровь избил его сына, мальчугана детсадовского возраста; за ту блестящую победу он сейчас и расплачивался.
Козаков привел Тимошу в отдел милиции, передал на руки дежурному по части, который отправил его в пустующую камеру временного задержания. Там в тоске и одиночестве он провел пару часов, прежде чем им занялся дознаватель Кипелов, печально знакомый по прежнему инциденту.
— Эх, Бочков, Бочков…
Дознаватель также носил очки, но это почему-то не сподвигало его к солидарности с Тимошей. Он смотрел на него, как на врага всех униженных и оскорбленных.
