Когда Сафронов ушел, Степан достал алмаз, присмотрелся к нему. Что-то было в нем глубокое и грустное, что-то напоминающее заслезившийся олений глаз.
* * *
Матвей внимательно смотрел на Малчу. Лицо у него непроницаемо спокойное, но в глазах — под безмятежной гладью тревожное колыхание.
— Что-то не так, брат?
— Нормально все, Матвей.
— Да нет, что-то тебя беспокоит…
— Собака ночью лаяла. Даже не ночью, под утро уже. На озеро мой Хомус лаял…
— Зачем лаяла?
— Беду, брат, чует… С озера беда идет.
— К кому?
— Ко мне.
— Уверен?
— Да.
— В бубен бил, что «да» говоришь?
Было в Малче что-то шаманское, потустороннее, над этим можно было посмеяться, если бы его предсказания иногда не сбывались. Если он чуял беду, то лучше к нему прислушаться. Тем более что со дня на день Матвей ждал курьера, который должен был привезти партию, именно с озера, по уже проверенному пути.
Восемьдесят слитков золота продал он с тех пор, как подлая Лизка оставила его без казны. Много денег за контрабанду выручил, еще больше через казино сделал. Нормально у него с финансами, не так давно кучу денег в одно прибыльное дело вложил. И Малча — человек надежный. Сам живет в своем доме как затворник, охраняет пока что пустующий сейф…
— Зачем в бубен бить? Мой Хомус лучше бубна, он без толку лаять не будет…
— Охрана что говорит?
— Ничего, — покачал головой Малча и смятенно опустил глаза.
— Не понял, кто за монитором ночью сидел?
Ночью Малча должен был спать, а дом охранял сменный смотритель, место которого за мониторами системы наружного наблюдения.
— Троха должен был быть, — повинно вздохнул Малча. — Но его не было. Я его отпустил. Да и зачем он мне, охранять здесь нечего…
Может, Малча и умел врать, но Матвея обмануть он не мог, да и не пытался.
— Это не тебе решать, есть что здесь охранять или нет! — завелся Матвей.
— Прости, брат! — В покаянном жесте Малча приложил к груди обе руки.
— На том свете простят… Пристрелить тебя, что ли?
Матвей был не в духе. Вот-вот должна была партия контрабанды подойти, а сегодня ночью кто-то стрелял в Сафрона — как бы на него не подумали. Ему неприятности с московской братвой не нужны. И с ментами тоже… Может, не зря собака Малчи на озеро лаяла, может, правда беду чуяла…
— Твоя воля, брат. — Малча покорно склонил голову к груди.
— Моя воля… Зачем Троху отпустил?
— Он сказал, что очень нужно.
— Ты мне конкретно говори, что ему было нужно?
— Сказал, что женщина. Сказал, что любовь.
— Какая, на хрен, любовь?! — взорвался Матвей. — Совсем оборзели на легких хлебах!.. Где сейчас этот козел?
— Должен быть, — подавленно кивнул Малча.
— Должен быть. Время уже — полдень… Ты ему звонил?
— Да. Телефон не отвечает…
— Беспредел! Найти его, падлу! Сюда, живо!
Матвей выяснил адрес, по которому жил Троха, послал за ним людей, а сам отправился к себе домой.
Марго встретила его, как всегда, ласково. Приветила, накормила… Он до сих пор жил с ней и пока был далек от мысли дать ей отставку. Она была отличной хозяйкой, вакханальная суета в клубе нисколько ее не прельщала — в город она выезжала только для того, чтобы прихорошиться в салоне красоты и заглянуть по пути в модный бутик. О делах клуба она его даже не спрашивала, хотя догадывалась, что у него случаются девочки на стороне. Это ее не радовало, но истерик она не устраивала, единственно, что не давалась ему без предохранения. Оно и верно…
* * *
Степан Круча собирался ехать в «Реверс», когда позвонил Комов.
Кулик со своими операми был занят инцидентом с ночной стрельбой, поэтому на труп в Кропоткинском переулке выехал Комов. Казалось бы, обычная передозировка, самоубийство, но Федот не стал бы беспокоить по пустяку.
— Степаныч, у него под ванной автомат нашли, «АКСУ». Запах свежий, похоже, из него недавно стреляли…
— Еду.
Оцепления возле дома в Кропоткинском переулке не было, потому как никто не придал особого значения трупу наркомана.
Двухэтажный дом, двухкомнатная квартира с газовой колонкой на кухне. Было видно, что совсем недавно здесь сделали косметический ремонт, ветхую мебель заменили на дешевую новую. Едко пахло лаком и некачественным древесно-стружечным составом…
Парень лежал на диване, на животе, безжизненно опустив руку на пол. Теплый спортивный костюм, шерстяные носки. Один рукав закатан, на столике использованный шприц, жгут, три пустых ампулы… Ничего необычного, если бы не автомат.
Комов аккуратно подал Степану оружие, он приблизил нос к жерлу ствола. Запах свежестреляного пороха.
— И в магазине девятнадцать патронов… — добавил Федот. — Вчера у «Реверса» восемь гильз нашли, сегодня, посветлу, еще три. Итого, одиннадцать — как раз тридцать минус девятнадцать…
— Думаешь, он стрелял?
— Не знаю…
— Когда он умер?
— Сегодня, между пятью и семью часами утра, я так думаю, часиков в шесть…
— Следы насилия?
— Нет.
— Как труп нашли?
— Дверь была открыта нараспашку. Сосед заподозрил неладное, заглянул…
— Почему дверь была открыта?
— Вот я и думаю… Кто-то еще здесь был… Скорее всего под кайфом был, потому и дверь не запер…
— Шприцев сколько?
— Один.
— Но ампул три…
— Одну кому-то, две себе — как раз на передоз… Ампулы аптечные, морфий…
— Следы от прежних инъекций?
— Да, есть несколько штук…
— Что сосед говорит?
— Ничего. Мужику под семьдесят, почти глухой…
— Личность потерпевшего?
— Трофименков Игорь Николаевич, восемьдесят второго года рождения, прописан в городе Анадырь…
— Где?
— Анадырь, край света.
— Как его сюда занесло?
— Вот и мне бы хотелось это знать. Сосед говорит, что он этим летом здесь поселился. На дорогих машинах, говорит, к нему приезжали…
— Анадарь, Анадырь… Уж не Битков ли его сюда за собой притянул?
— Вот я и думаю. До «Пьедестала» от этого дома — пять минут ходу. Может, там он в охране и работал…
— А до этого бандитствовал в колымской бригаде Биткова…
