— Ты голубой?
— Нет. Это антураж такой, людям нравится…
— Ты в зоне когда-нибудь был?
— Нет.
— А я был. Два раза. И Севастьян Геннадьевич был. Тоже два раза. И Василий Петрович там бывал… А ты там не был. Но ты считаешь, что ты правильный, а мы бывшие урки. Ты так думаешь?
— Нет, что вы! — Головастик смотрел на Матвея глазами смертельно напуганного кролика.
— А я говорю, думаешь… Неправильно думаешь. Это мы правильные, а ты чума грязная. Ни морали за тобой, ни понятий, ничего. Потому и болтаешься по этой жизни как дерьмо… Неправильно ты, Лева, поступил, очень неправильно…
— Извините!!! Я больше не буду!
На Головастика тошно было смотреть, настолько он был испуган.
— Не тот случай, Лева. Извинения не принимаются… Мы живем в демократическом государстве. Поэтому мой клуб — зона, свободная и от расизма, и от пидорасизма. Зона. Лева, зона это! А ты зашкварил мою зону! Ты опоганил ее своими штучками!
— Это не прощается, — вставил Волынок.
Но Головастик на него даже не глянул. Парень понимал, от кого зависит его жизнь. Именно жизнь, а не что-то меньшее… Матвей знал людей неправильной ориентации, которые скрывали свои пристрастия. Таких он еще мог понять, с природой не поспоришь. Но воинствующих передастов ненавидел до смерти. Потому фейс-контроль не пускал в клуб явных петухов…
— Я больше не буду!
Матвей не знал, что ему делать. Он должен был приговорить парня к смерти. Но в то же время нельзя было этого делать, поскольку менты могли найти труп, начать следствие, а он и без того в осаде.
Но и без последствий фортель Головастика оставить было нельзя.
Матвей подозвал к себе Волынка, глянув на клоуна, провел пальцами по своему горлу. И едва слышно сказал.
— Убивать не надо. Напугай и отпусти.
Волынок согласно кивнул. Подошел к перепуганному парню, недобро глянул на него, взял за плечи, развернул к себе спиной и четким заученным ударом в шею выбил из него дух.
— Только не переборщи, — предупредил его Матвей.
— Все сделаю в лучшем виде…
На лифте с Головастиком на плече он спустился прямо в подвал; там были комнаты, в которых можно было застращать парня. Матвей не стал спускаться туда вместе с ним. Не тот у него уровень, чтобы самолично заниматься лицедейством. Тем более что Волынок знает толк в таких делах…
* * *
Женщина билась в истерике: кричала, размахивала руками, рвалась в кабинет к начальнику ОВД. Подполковнику Круче ничего не оставалось, как принять ее.
Ей было лет пятьдесят. Сама сухенькая, а глаза мокрые от слез. Одета опрятно, но бедненько. Седеющие, гладко зачесанные волосы, узковатое, не лишенное природной привлекательности лицо. Степан налил в стакан воды, подал ей.
— Успокойтесь.
— Не могу, — всхлипнув, сказала она.
— Что случилось?
— У меня сын пропал.
— Когда?
— Позавчера ушел в свой клуб и обратно не вернулся.
— В какой клуб?
— «Пьедестал». Он там конферансье работает. Головастиков его фамилия, зовут Лев.
— И выглядит как лев?
— Нет. Он у меня худенький.
Степан вспомнил фигляра со сцены «Пьедестала» и его анекдоты про тещу, которые так взбесили Комова.
— Волосы темные, кучерявые?
— А вы откуда знаете? — встрепенулась женщина.
— Приходилось бывать в «Пьедестале». Не знаю, может, я не о том думаю…
— Он у меня там один кучерявый… Вернее, был.
— Ну почему был? Жив он, здоров.
— Может, и жив. Просто он уже не кучерявый. Спрямил он волосы и обесцветил.
— Зачем?
— Номер он свой поставил. А хозяин его к себе потом вызвал. И он, как мне сказали, пошел к нему и пропал. Я его вчера весь день ждала, ночь сегодня… Не знаю, что и думать. В клуб ходила, так там никто не знает… Ребят его спрашивала, они сказали, что хозяину их номер очень не понравился.
— Почему?
— Ну, как бы вам это сказать, — замялась женщина. — Там с нетрадиционной ориентацией связано. Лева говорил, что это какой-то кул, фишка… Я ничего в этом не понимаю…
— А девушка у него есть? Или… э-э, парень?
— Нет, нет, что вы! Лева совершенно нормальный парень!
— Значит, есть девушка.
— Ну, не знаю…
— Наверное, есть. Может, он сейчас у нее. Вы поговорите с его друзьями, они вам скажут, где он может быть…
— Нет, нет, они уверены, что Лев не выходил из кабинета хозяина…
— Я был в кабинете хозяина, — вслух подумал Степан. — Зайти туда можно через дверь, выйти через лифт. Или наоборот…
— Что вы говорите?
— Не беспокойтесь, ничего с вашим Левой не случилось. Жив-здоров, просто загулял…
— Вы отказываетесь его искать? — снова кинулась в истерику женщина.
— Нет, мы будем его искать…
Степан немного подумал и вызвал к себе старшего лейтенанта Косыгина.
— Юра, нужна твоя помощь. Прямо сейчас едешь в «Пьедестал», найдешь там Биткова и узнаешь у него, куда мог деться Головастиков Лев… э-э…
— Лев Михайлович! — подсказала женщина.
— Вот его и найдешь. Или просто узнаешь, где он может быть. В любом случае звонишь мне…
Степан отослал Косыгина с поручением, а неугомонную мамашу отправил домой, пообещав лично ей позвонить, как только разыщет сына.
Только кабинет опустел, как появился Кулик. В глазах блеск охотничьего азарта, в руке папка.
— Степаныч, мне сказали, Косыгин у тебя! — торопливо спросил он.
— По делу отправил.
— Жаль, он мне очень нужен. Но раз уж к тебе зашел… Вот смотри, результат баллистической экспертизы.
Он выложил на стол несколько сероватых листков, но Степан на них даже не глянул. Он полностью доверял Кулику.
— И что там?
— Первое, в Сафронова стреляли из автомата, обнаруженного в квартире Трофименкова. Второе, из этого же автомата стреляли летом, ряженая охрана Биткова, когда Сафронова захватывали. Сравнительный анализ гильз показал…
— Ну вот, а Битков говорит, что непричастен к инциденту в «Реверсе»…
— Врет он все.
— Да, но прищучить его мы все равно не сможем. Разве что задержать, предъявить обвинение, отправить в изолятор. Можно устроить ему райскую жизнь…
— Кончать с ним надо, — кивнул Кулик.
— Надо. Готовь-ка ты группу захвата, — решился Степан. — Хватит с ним цацкаться…
