Подполковник Круча грозно смотрел на него. Он не делал никаких скидок на его болезненную слабость и плохое самочувствие, давил на психику со всей своей ментовской ненавистью…
— Не буду тебе врать, Волынок. Даже если ты чистосердечно во всем признаешься, это тебе уже не поможет. Столько трупов на тебе, что пожизненное заключение тебе гарантировано…
— Много трупов, — кивнул Волынок. — И пусть будет пожизненное…
Теперь он точно знал, что за смертью есть другая жизнь. И он не хотел гореть в аду.
— Кто убил Толстухина?
— Я.
— Где Вершинина и Балабакин?
— Я покажу…
Со временем он сможет показать, куда подевались беглецы. Но сейчас он мог только вспоминать.
* * *
Лиза и Балабакин сгибались под тяжестью чемоданов. Волынок перегородил им путь.
— И далеко собрались?
Балабакин дернулся от страха, выпустил из рук чемоданы. Хотел убежать, но Волынок вовремя наставил на него пистолет.
— Казну взяли? — спросил он у побледневшей Лизы.
— Да, — жалко пролепетала она.
— Да ты не колотись, нормально все. Мне тоже казна нужна.
Знал Волынок, что Лиза задружила с Балабакиным, спасибо Стелле за информацию. Как чувствовал он, что эта дружба закончится побегом. Не зря следил он за доморощенным композитором, не зря оказался здесь этой ночью.
Стелла давно уже подбивала клинья к Лизе, выспрашивала о тайнике. Но Лиза так и не проговорилась… Но все это в прошлом. В настоящем денежки сами приплыли к Волынку…
— Не трону я вас. На четверых поделим, идет?
— Идет, — растерянно кивнул Балабакин.
— Мы поделимся, — согласилась Лиза.
Они втроем сели к ней в машину: она за руль, Сеня спереди, а Волынок сзади, чтобы обоих держать под контролем.
Они поехали к озеру, к месту, которое он им показал. Ночь, вокруг ни души, а пистолет с глушителем…
* * *
— Я их там и оставил, — рассказывал Волынок. — Чисто все сделал, сначала ее, потом его. Они даже понять ничего не успели. Трупы ветками забросал, деньги спрятал, а сам на машине обратно в город. Гена спал: Лизка его усыпила. Я разулся, тихонько подошел к нему и…
— Гильзу зачем забрал? — спросил Круча.
Он смотрел на него, как на последнее ничтожество. Волынок прекрасно его понимал.
— Привычка.
— Трупы где?
— Следующей ночью закопал. И его, и ее… Любовь у них была, на том свете они сейчас любятся. Я был там, есть там жизнь. Только мне туда путь заказан…
— Хорошо, что ты это осознаешь. Ублюдок ты, Вася, еще тот ублюдок…
— Согласен.
— Согласен он, — презрительно скривился Круча. — Противно слушать… Трофименкова ты убил?
— Я.
— Головастикова?
— Тоже я. Убил, вывез в лес, закопал. В чем искренне раскаиваюсь…
— И в том, что в тайге творил, тоже раскаиваешься?
— Да.
— Эка тебя пробрало.
— Пробрало. До самых печенок. Я ж на том свете побывал, оттуда все видно, что да как…
— Лучше бы тебя мама в детстве убила.
— Да, было бы лучше, — кивнул Волынок.
— В том, что в тайге вытворял, тоже раскаиваешься? — наседал Круча.
— Да.
— А Битков не раскаивается.
— Он тоже на пожизненное себе намотал. Такая же сволочь, как я…
— Свидетельствовать против него будешь?
— Да. Все расскажу.
— И на суде выступишь?
— Да. Только наказание мне смягчать не надо.
— Никто и не собирается.
— Я всю жизнь буду каяться.
— Кайся… — Круча немного помолчал. И добавил: — Только тебе это не поможет…
Волынок закрыл глаза, с ужасом осознавая, что всей его жизни не хватит, чтобы замолить грехи. Слишком много крови на нем, чтобы надеяться на прощение. Он умрет, и миллион против одного, что не попадет он в рай… Но попробовать все же нужно. Он признается в своих преступлениях, он даст показания против Биткова, он покажет, где зарыты трупы…
