Несчастный песик коротал ночь на диване в гостиной. Не самое
плохое место, но Пу И был обижен до глубины души.
* * *
Наутро тетя Каля поднялась с петухами. То есть так можно
было бы сказать, если бы в квартире водились петухи. Но из пернатых имелся в
наличии лишь попугай, который сам любил поспать.
Тетя Каля нажарила гору румяных сдобных оладушек и
перебудила всех. Напившись чаю и накормив всех оладьями с замечательно
ароматным абрикосовым вареньем нового урожая, тетка собралась на вокзал за
прибывающей черешней, взяв в провожатые одну Лолу. Леню, как занятого мужчину,
от всего освободили, тетя Каля заявила, что ящичек с черешней небольшой, пудика
два, даже носильщика не нужно брать, они и сами прекрасно справятся.
Скорый поезд «Черноморск — Санкт-Петербург» медленно
подползал к перрону.
— Скорее. — бормотала тетя Каля, шагая вдоль
состава и непринужденно раскидывая встречающих, как раскидывает противников
прорывающийся к воротам хоккеист, — скорее, Олечка, а то Захаровна
подумает, шо мы ее не встретивши, волноваться будет.., а ей же вредно
волноваться… а у ней же черешни ящичек, хороший такой ящичек, аккурат два
пудика.., ей же одной никак не справиться, она ведь женщина слабосильная…
— Да не волнуйтесь вы, тетя Каля! — пыталась
успокоить темпераментную родственницу едва поспевавшая за ней Лола. — Ну,
подождет она пять минут, что ей сделается? И черешня за эти пять минут не
испортится, если уж такую дорогу выдержала…
— Ну уж у вас и вокзал, — ворчала на ходу тетя
Каля, — идешь, идешь, а все конца не видно.., вот у нас в городе
Черноморске вокзал — так то вокзал, все близехонько…
Поезд остановился, и навстречу хлынула волна приезжих,
шумных, говорливых, загорелых, бурлящих, как молодое вино.
— Та вот же он, седьмой вагон! — обрадовалась
тетка. — А где же ж тут Захаровна?
К вагону одновременно с ними подошли двое мужчин в белых
халатах, один из них нес пустые носилки. Санитары вполголоса переговорили с
проводником и скрылись внутри вагона.
— Захаровна! — окликала тетя Каля, заглядывая в
окна. — Вот же ж я! Захаровна, ты где же?
Лола остановилась возле проводника перевести дыхание.
Теткина бьющая через край энергия здорово ее утомила.
Рядом с Лолой разговаривали двое — невысокая кругленькая
старушка и худощавая женщина лет сорока.
— Ох, и натерпелась же я страху! — жаловалась
старушка, одновременно пересчитывая чемоданы. Ох и натерпелась! Ты представь,
Лизавета, с покойником в одном вагоне ехать!
— Что ж, мамочка, бывает! Сердце, что ли?
— Та! Какое сердце! Убили ее, ночью убили! Ну,
натерпелась я страху! Лизавета, а где же зеленая-то сумка?
— Вот, мамочка, твоя сумка! Ты только не переживай,
сейчас Валерий подойдет, донесет все до машины.., неужто правда убили? Что,
деньги у нее большие были? Деньги взяли?
— Ох! Ну, ты скажешь, Лизавета! Да какие же деньги?
Откуда у нее деньги? Приличная такая женщина! Та! Я с ней сперва-то даже
разговаривала, с покойницей…
— Что ты, мамочка, такое ужасное говоришь?
Как же можно с покойницей разговаривать?
— Та! Лизавета, типун тебе на язык! Что ты выдумываешь?
Я ж с ней прежде разговаривала, пока она еще была живая.., хорошая такая
женщина, к родственникам ехала…
Тем временем санитары вышли из вагона. На этот раз они с
видимым трудом тащили носилки, на которых громоздилось накрытое простыней
крупное тело. Тетя Каля совершенно случайно оказалась рядом с носилками.
В это мгновение край простыни откинуло ветром, открыв
землистое безжизненное одутловатое лицо.
Тетя Каля застыла, как громом пораженная. Она разинула рот,
будто силясь что-то сказать, но слова неожиданно застряли у нее в глотке. Надо
признать, что такое произошло с Калерией Ивановной первый раз в жизни. Прежде
ей никогда не случалось терять дар речи, напротив, она скорее страдала
излишней, просто болезненной разговорчивостью.
— Тетя Каля! — Лола бросилась на помощь
родственнице. — Тетя! Что с вами случилось? Вам плохо?
— Тс-с! — зашипела вдруг тетка, переведя на Лолу
округлившиеся от ужаса глаза. — Олечка, пошли отсюда скорее!
— Что такое? — Лола огляделась по сторонам.
Толпа приезжих понемногу редела, и теперь Лола увидела
неподалеку на перроне машину «скорой помощи», к которой неторопливо
направлялись санитары со своей ношей, и еще одну машину — невзрачные «жигули» с
мигалкой на крыше и с боевой милицейской раскраской по бортам.
Проводник седьмого вагона разговаривал с мрачным сутулым
парнем лет тридцати, в поношенной кожаной куртке и линялых джинсах, словно
вышедшим из популярного сериала «менты».
Парень тоскливо курил, в левой руке он держал розоватый
мятый листок билета.
— Свириденко, значит… — проговорил он, морщась, как от
зубной боли, — ну, нет покоя! Еще один глухарь! Свириденко, значит,
Калерия Ивановна… ну чистый глухарь, печенкой чую…
Лола изумленно уставилась на тетю Калю и хотела что-то ей
сказать, но тетка неожиданно схватила ее за локоть и поволокла в сторону
вокзала, как бурный поток тащит легкую щепку.
— Тетя Каля, — Лола попробовала вырваться, но это
было совершенно невозможно, — тетя Каля, а как же.., вы же встретить
хотели.., свою знакомую… черешня…
— Встретила уже! — проворчала та, затравленно
оглядываясь. — Покушали черешни!
— Да объясните вы мне наконец, что произошло!
Тетя Каля резко остановилась, приблизила к племяннице
побледневшее под многолетним загаром лицо и испуганно прошептала:
— Так то ж и была Захаровна!
— На носилках? — растерянно переспросила Лола.
— Ну да, на носилках!
— А почему этот мент сказал — Калерия Ивановна
Свириденко? Кто это — Свириденко?
— Так то ж я! — прошептала тетя Каля, еще больше
округлив глаза. — То ж я по третьему мужу Свириденко!
— Господи! — Лола завертела головой, как будто
надеялась, что от этого ее мысли прояснятся. Тетя Каля, да объясните же вы мне
наконец, причем здесь вы?
— Так я же Захаровне свой половинный отдала!
Чтобы он не пропал, а ей подешевле ехать! Заодно и черешни
ящичек поставили, у нее своих-то вещей немного было! Ящичек-то совсем
небольшой…
— Знаю, два пудика, — вставила Лола.
— Ну вот, ты же сама знаешь! — обрадовалась тетка.
— Да ничего я не знаю! — вскрикнула Лола, так что
на нее оглянулся проходивший мимо носильщик. — Объясните мне толком,
причем здесь черешня, причем здесь вы и почему мы удрали с перрона, как
преступники?