– Это интересно.
– Нет, это не интересно, а очень интересно. Не знаю, какая вожжа попала вам под хвост, но вы взялись за оружие и начали стрелять…
– Так это мы стреляли из автоматов? – удивлению Кирилла не было предела.
– Вот видите! Вы сами в этом признались!
– Я ни в чем не признавался!
– Не признавались, так признаетесь. Я вам в этом помогу. Вы сочинили тысяча первую сказку. Знаете, я буду очень гордиться тем, что мне довелось пообщаться со сказочником, который скоро прославится на весь мир… Хватит ерничать, Барсуков. То, что вы говорите, совсем не смешно. Плакать надо. Вас обвиняют в убийстве!
– Вы собираетесь официально предъявить обвинение?
– Собираюсь. Как только вы признаетесь в совершенном вами преступлении, я немедленно сообщу об этом прокурору. И в самое ближайшее время появится постановление…
– Какое постановление? Что за бред?
– Это не бред. На самом деле все очень серьезно.
И ведь следователь совершенно не шутил. Он самым натуральным образом собирался подвести Кирилла под «мокрую» статью. И ему абсолютно наплевать, что дело высасывается из пальца.
– За галочкой гонитесь? – с грустной иронией спросил он.
– За какой галочкой?
– А за той, которая в отчетность ставится. Мокруху мне хотите пришить. Хотя прекрасно знаете, кто убил моих приятелей.
– А вы знаете?
– Знаю. Это бандит по кличке Гвоздь. Если вы из РУОП, вы хорошо должны знать это.
– Я из РУОП. Но ничего не знаю.
– Оно и видно… Короче, я понимаю, что на Гвоздя у вас нет доказательств. Понимаю, что вам неохота с ним возиться. Но ведь это ваши проблемы, правда? А меня к мокрухе белыми нитками шить не надо. И не надо меня грузить своими бредовыми версиями. Не надо смешить киску, она и так смешная… Короче, дело к ночи. Скажите, когда меня выпустят? Уже прошло трое суток с момента моего задержания. Обвинение мне не предъявлено. А я все еще не на свободе. Да еще в следственном изоляторе. Я буду жаловаться Генеральному прокурору!
– Ваш адвокат уже жалуется, – усмехнулся следователь. – Только, увы, его никто не услышит. Вы бандит, гражданин Барсуков, и попадаете под действие президентского указа. Так что вам еще долго сидеть.
– Я очень рад, что наш Президент принимает действенные меры по обузданию бандитизма. Но я к его указу не имею никакого…
– Закрой пасть, Барсуков!
– Как вы со мной разговариваете? – возмутился Кирилл.
– А как ты того заслуживаешь, так я с тобой и разговариваю… В общем так, времени на разговоры у меня нет. Убеждать я тебя не буду. Сейчас я дам тебе бумагу, и ты чистосердечно признаешься в совершенном преступлении. Напишешь, как ты убивал…
– Я никого не убивал!
– Это ты маме с папой расскажешь. А мне нужна правда!
– Вам не кажется, что вы зашли слишком далеко? Сейчас не тридцать седьмой год.
– Это вам так только кажется. Со времен тридцать седьмого года мало что изменилось.
– Вы будете меня бить?
– Еще чего. Я просто посажу вас в камеру к ворам.
– Нашли чем пугать.
– Слушай, Барсуков, хорош ломать комедию. Ты же прекрасно знаешь, как воры относятся к твоему боссу. В свое время они пытались опустить твоего бригадира Сырка. Сейчас же у них есть возможность опустить и тебя. Ты же у них и сам по себе в немилости. Кто помешал им опустить Сыркова?..
Кириллу стало не по себе. Этот следователь в самом деле не знает, кто он такой. В самом деле принимает его за настоящего бандита. И без всякого сожаления подводит его под «мокрую» статью. Ничто не мешает ему исполнить свою угрозу.
– Вы, наверное, шутите? – растерянно улыбнулся Кирилл.
Да нет, на самом деле не все так серьезно. Конечно же, этот следователь получил соответствующие инструкции от полковника Сытина. И сейчас выяснится, что их с Кириллом беседа не более чем розыгрыш.
– Какие шутки, Барсуков? Я предлагаю тебе сознаться в преступлении. Ты отказываешься. Я отправляю тебя в общую камеру. А там… Ты сам знаешь, что там будет. Но я-то здесь ни при чем…
– Ты хоть знаешь, чем это для тебя закончится?
– Ага, на угрозы перешел? Ну, ну… Только не надо мне угрожать. Я тебя не боюсь. И бояться никогда не буду… В общем так, даю тебе последнюю возможность чистосердечно во всем признаться. Учти, уговаривать я тебя не буду. Твой дружок Пыжиков уже во всем признался. Так что твое признание для следствия – чистой воды формальность.
Следователь брал его на понт. Он продолжает ломать Кирилла. Значит, он точно не знает, какую роль он играет в банде Бекаса.
Но ведь ему можно об этом сказать… Стоп! Это может быть провокация.
Кирилл знал, какой паутиной окутал город Бекас. У него везде свои люди. Возможно, они уже появились и в РУОП. Кто знает, может, этот следователь работает на Бекаса, поэтому и заманивает Кирилла в хитро расставленные сети… Нет, на провокацию поддаваться нельзя.
– Не знаю я ничего. И никого я не убивал. В подвале я оказался совершенно случайно…
– Тогда совершенно случайно окажись в сорок девятой камере, – хищно усмехнулся следователь. – Конвой!
С этого момента события развивались со скоростью курьерского поезда. И неудержимо вели Кирилла в пропасть.
Мрачные коридоры следственного изолятора, окрики конвоиров, грохот решеток, камеры, камеры, камеры… Камера номер сорок девять.
– Стоять! Лицом к стене!
Противно заскрежетал в замке ключ, тяжело открылась дверь.
– Заходи!
Он бы и сам вошел в камеру. Но вертухай толкнул его в спину. Кирилл едва удержал равновесие.
– Козел! – процедил он сквозь зубы.
Дверь закрылась, и Кирилл остался наедине с замкнутым арестантским мирком.
Камера не отличалась большими размерами. Квадратов двадцать, может, чуть больше. Вдоль стен шконки в два яруса. Посреди камеры стол, скамейки. В углу возле входа параша, закрытая занавеской.
«Пассажиров» было не так уж и много. И почти все они занимали отдельное ложе. Только на крайних двух шконках у параши ютились по три человека на койко-место. Под нижней из этих шконок размещался «вокзал», где обитали опущенные. Кирилл с внутренним трепетом глянул на «красный» угол. Неужели это место уготовано для него?
Следователь не врал. Камера была воровской. Во всяком случае, здесь преобладала блатная масть. Как минимум, человек семь-восемь «котов» – коренных обитателей тюрем. Их тела были густо испещрены татуировками. Ничего хорошего от этого люда ждать не приходилось. Кирилл усиленно соображал, как избежать позорной участи.
На него сразу обратили внимание. С верхней шконки у окна свалился крепкий парень с наколками на груди и плечах. Кирилл не силен был в тюремной живописи. Но то, что перед ним блатной, это он понял сразу.
